Месяц. Звучит бесподобно. Очень мило… и очень недолго. Четыре недели, по 150 фунтов в неделю, итого… быстренько соображаю… как раз достаточно, чтобы реанимировать одну кредитку. И если я заставлю себя оторвать задницу от дивана, за месяц вполне могу найти работу с зарплатой, которая позволит больше не делить сиденье унитаза с совершенно чужим человеком.
— Нет-нет, я пока не приняла решение, продолжаю отсматривать кандидатов…
Я слишком сильно дергаю за веревку, штора улетает вверх, оставляя окно — и меня! — беззащитно неприкрытыми. Кто бы сомневался — именно в этот момент сосед раздвигает свои занавески. С диким воплем я отскакиваю в угол.
На том конце провода — гробовая тишина. Наконец, через несколько секунд:
— Упс… Трубка из рук выпала. Вы… еще здесь?
Говорит осторожно, будто по минному полю ступает. И я его понимаю — растеряешься тут…
— Э-э… да, я еще здесь.
— С вами все в порядке?
Поскольку я оказалась у зеркала, пялюсь на свое отражение.
— Все прекрасно, — отвечаю придушенным голосом.
Боже-мой-боже-мой-боже-мой. Итак, вот что
— Точно?
— Абсолютно, — отрезаю я.
Осторожно подкравшись к окну, выглядываю одним глазком, как снайперша.
— У-й-й-ю-ю!
— Кажется, сейчас неподходящий момент…
— Подходящий, подходящий. — Тяжело дыша, по-пластунски пячусь от окна. Болезненно морщусь — сизалевый коврик здорово ободрал соски. — Может, зайдете, посмотрите?.. — Выпрямляюсь, держась за вешалку для верхней одежды, срываю с крючка жакет и плотно в него заворачиваюсь. — Вдруг комната не понравится? Или я не понравлюсь, — добавляю с нервным смешком.
— Когда?
— М-м… на той неделе? — Пытаюсь выиграть время. Надо ведь толком попрощаться с новыми кастрюлями.
— А если завтра?
— Завтра? — взвизгиваю я.
— Простите, не сообразил. Завтра суббота, у вас, вероятно, планы на вечер.
— М-м… в общем-то…
Страшная правда в том, что нет у меня никаких планов. Я одинокая женщина. Мне светит сидеть дома. Одной в четырех стенах. В субботу вечером.
— Простите, я, наверное, веду себя как типичный янки? Слишком настырно? — Голос в трубке спасает меня из пучины самоуничижения.
— Да, то есть нет, нет… ничего подобного.
Хизер, возьми себя в руки! Вспомни про кредитку. Про счета за квартиру. Про то, что ты дала объявление несколько недель назад, а это
— Завтра в самый раз!
— Ну зашибись.
— М-м… да… зашибись. — Вот вам еще одно словцо, которое нормально звучит только в устах американца.
Пауза.
— Мне бы… адрес.
— Ах да, адрес… конечно! — Я тараторю так быстро, что Гейб дважды переспрашивает.
— Спасибо. Тогда до завтра. В семь нормально?
— Договорились, до завтра.
Положив трубку, прислоняюсь к стене. Как быстро все происходит, голова кругом. Делаю несколько глубоких вдохов. Вода с волос струйками бежит по спине, и, хотя в прихожей больше двадцати градусов, я вся дрожу. Сую руки в карманы, чтобы поплотнее запахнуть жакет, и на что-то натыкаюсь. Вроде бы мягкое, но царапается. Озадаченная, вытаскиваю «что-то». Дурацкий вереск на счастье. Как он здесь оказался?
Иду к входной двери — в углу я держу корзину специально для рекламного мусора — и уже собираюсь выбросить веточку, но тут замечаю на коврике пакет. Черт бы побрал рекламщиков, наверняка опять пробники: растворимый супчик с термоядерным усилителем вкуса или кусок мыла от всех проблем кожи… нет, погодите! Это же одноразовые бритвы. Вы представляете? Теперь не придется разгуливать в образе пещерной женщины!
Вне себя от радости несусь в ванную, уже тянусь к бритве, чтобы сменить лезвие… и только тут понимаю, что все еще держу в руке веточку вереска. Почему-то никак не могу от него избавиться. Правда, что ли, волшебный?
Задумчиво кручу веточку в пальцах. Даже если отбросить цыганский треп, вереск и сам по себе довольно милый. Жалко выкидывать. Налив воды в колпачок от дезодоранта, пристраиваю веточку и отправляю эту икебану на подоконник. Пусть себе стоит.
Глава 6
Берег реки Эйвон. С десяток начинающих художников сгорбились над деревянными мольбертами, обложившись связками кисточек и тюбиками с масляной краской. Перед ними бескрайняя панорама Шропшира. Небо, поля, река — их задание на сегодня. Занятия проводятся в рамках летней школы, организованной художественным колледжем Бата. Ученики приехали сюда аж из самого Техаса. С ними работает Лайонел — рослый, грузный бородач лет шестидесяти с небольшим, словно переброшенный сюда на машине времени прямиком из эпохи расцвета французского импрессионизма: заляпанная краской хламида, шейный платок, берет, косо сидящий на густых черных кудрях, которым позавидовал бы и тридцатилетний. Лайонел расхаживает среди учеников, громогласно раздавая советы и похвалы.
— Мастерски используешь пурпур, Сэнди!