— Хорошо, сдаюсь. Я согласна. Я наберу все, что ты хочешь. Экстатический сексуальный порыв… Мне так плохо, что я даже это готова выдержать. Какая, в общем–то, разница.
— Я накручу и для тебя, — предложил Рик.
Он повел ее обратно в спальню. Там для Ирен он набрал комбинацию пятьсот девяносто четыре: радостное восприятие мудрого мужа по проблемам любого рода. На собственном аппарате он набрал нестандартный творческий подход к работе, хотя едва ли в этом была необходимость. Он всегда именно так относился к своей работе, даже не прибегая к искусственной мозговой стимуляции.
После спешного завтрака — он потерял время, споря с женой, — Рик в полном облачении, включавшем свинцовый гульфик модели «Аякс» фирмы «Скалистый берег», поднялся на крышу. Там их овца пощипывала траву, стимулируя удовольствие и втирая очки остальным жильцам дома.
Конечно, некоторые из этих животных тоже управлялись электрическими приборами. Рик, конечно, никогда не совал носа в чужие дела, как, впрочем, и остальные соседи, поэтому он не слишком интересовался истинной природой организма его овцы.
Было верхом бестактности спросить у кого–либо: «У вас настоящая овца?» Это было бы даже хуже, чем усомниться в натуральной природе зубов, волос или внутренних органов соседа.
Утренний воздух, загрязненный радиоактивными пылевыми частицами, приглушающими блеск солнца, поразил обоняние Рика. Он невольно чихнул, избавляясь от слабого запаха смерти.
Рик пробирался к своему собственному участку почвы, которым он владел вместе со слишком большой квартирой, и размышлял об окружающем его мире. Люди после Последней Мировой Войны значительно утратили свои потенциальные возможности. Те, кто были не в силах пережить эту радиоактивную пыль, умирали и предавались забвению. И теперь поредевшая пыль сражалась с немногими выжившими, а значит, и умевшими ей противостоять. Теперь она была способна воздействовать лишь на состояние сознания и здоровье генов наследственности.
Несмотря на свинцовый гульфик, эта пыль наверняка просочилась в его организм, накапливаясь в нем, поскольку он все еще не эмигрировал. Правда, медицинские проверки, проводившиеся каждый месяц, относили Рика к разряду «регуляторов», то есть людей, имеющих право воспроизводить свой род в рамках снисходительных законов. Но в любой момент эти проверки, производившиеся врачами Департамента Полиции Сан–Франциско, могли выявить обратное. Основным лозунгом правительства, благодаря плакатам, рекламе, экранам телевизоров и государственной системе почтовой информации, стал: «Мигрируй или дегенерируй! Выбирать тебе».
«Очень верно», — подумал Рик, отпирая калитку, ведущую на его личный маленький лужок, и приближаясь к электрической овце. «Но я не могу эмигрировать, — объяснил он себе, — из–за моей работы».
Его приветствовал владелец соседнего пастбища, сосед по дому Билл Барбур. Он, как и Рик, был одет в деловой костюм. Билл остановился по дороге на работу проверить, как поживает его животное.
— Моя лошадка, — объявил сияющий Барбур, — забеременела.
Он показал на крупного першерона, задумчиво уставившегося в пространство.
— Что скажете?
— Скажу, что скоро у нас будет две лошадки, — улыбнулся Рик.
Он уже подошел к овце. Та лежала, пережевывая жвачку, не спуская с Рика внимательных глаз на случай, если он вдруг принес ей овсяную лепешку. Эта овца имела встроенный контур питания. При виде данного овса или изделия из него она бы очень натурально вскочила и поспешила бы к Рику.
— А от чего она забеременела? — спросил он Барбура. — От ветра?
— Я специально купил порцию оплодотворяющей плазмы самого высокого качества, какую только можно достать в Калифорнии, — сообщил Барбур. — Через личных друзей в Госдепартаменте животного хозяйства, — уточнил он. — Вы разве не помните, на прошлой неделе их инспектор приходил осматривать Джуди. Они очень хотят получить ее жеребенка — Джуди у меня высший класс.
Барбур с любовью похлопал лошадь по шее, и она наклонила к нему голову.
— Вы не желаете ее продать? — поинтересовался Рик.
О, боже, как бы ему хотелось иметь лошадь или вообще какое–нибудь животное! Владеть и ухаживать за подделкой — это постепенно деморализует человека. Тем не менее, учитывая их социальное положение, приходилось довольствоваться электроовцой.
Даже если бы Рику и было все равно, то оставалась еще Ирен, которой это было небезразлично. И весьма.
— Продать лошадь — это было бы аморально, — обиделся Барбур.
— Тогда продайте жеребенка. Иметь двух одинаковых животных — еще более аморально, чем ни одного.
Озадаченный Барбур спросил:
— Почему? Очень многие имеют по два животных И по три, и по четыре, а вот у Фреда Уэшбориа, который владеет заводом хлореллы — у него мой брат работает, — вообще их пять. Вы разве на читали в «Хронике» статью про утку? Считается, что это самая большая и упитанная утка на всем западном побережье.
Глаза Барбура заблестели, как только он вообразил этакое богатство. Барбур постепенно погружался в транс.