Мечтают ли андроиды об электроовцах

— Взгляни. Они кажутся совершенно одинаковыми, правда? Так вот, одна из них — настоящая реликвия. — Он улыбнулся. — Возьми их. Пойдем дальше. На рынке коллекционеров стоимость одной из них, возможно, тысяч сорок или пятьдесят.

Девушка осторожно взяла в руки обе зажигалки и принялась их рассматривать.

— Неужели ты не видишь разницы? — он шутливо ее подзадоривал. — Одна из них отмечена печатью времени. Она находилась в кармане Франклина Делано Рузвельта, когда на него было совершено покушение, а другая… Одна имеет историческое значение, и еще черт знает какое. Так же, как и другие вещи, бывшие при нем. Другая не имеет никакого исторического веса. — Он продолжал подзадоривать: — Ты не можешь сказать, какая из них представляет ценность? Вокруг нее нет никакого ореола или некоей ауры.

— Вот здорово! — воскликнула девушка. Ома широко раскрыла глаза.

— Это и в самом деле правда, что одна из них была у него в тот день?

— Конечно. И я знаю, какая именно. Теперь понимаешь суть того, что я тебе говорю? Все это жуткое жульничество, они надувают сами себя. Не имеет значения, что какой-то револьвер был в известной битве, ну скажем, при Геттисберге, внешне он совсем не изменился, остался точно таким же, будто его там и не было. И только знание об этом — здесь! — Он постучал себя по лбу. — Это в мозгу, а не в железке. Когда-то я сам был коллекционером. Фактически из-за этого я и занялся бизнесом. Я собирал почтовые марки. Английских колоний.

Рита стояла у окна, сложив на груди руки, и смотрела на огни центрального района Сан-Франциско.

— Мать и отец часто утверждали, что мы бы не проиграли войну, если бы он был жив, — проронила она.

— О’кей, — продолжал Уиндем-Матсон. — Теперь предположим, что в прошлом году канадское правительство или кто-то там еще, неважно, находит матрицы, с которых печатали старые марки, и хороший запас типографской краски…

— Я не верю, что какая-то из этих зажигалок принадлежала Франклину Рузвельту, — прервала его девушка.

Уиндем-Матсон расхохотался.

— Так в этом-то как раз и весь смысл моих рассуждений! Я должен тебе доказать подлинность вещи с помощью каких-то бумаг. Поэтому-то все это и является надувательством, массовым самообманом: ценность вещи доказывает бумага, а не сам предмет!

— Покажите мне эту бумагу.

— Пожалуйста.

Уиндем-Матсон вскочил и снова ушел в кабинет, где снял со стены вставленный в рамку сертификат Смитсоновского института. Документ и зажигалка обошлись ему в целое состояние, но они стоили того, так как это давало ему возможность доказывать свою правоту, утверждая, что слово “подделка”, по сути, ничего не значит.

— Кольт сорок четвертого калибра есть кольт сорок четвертого калибра, — обратился он к девушке, выходя из кабинета. — Речь здесь идет о размере отверстия дула, о форме, о дальности и меткости стрельбы, а не о том, когда он сделан. Речь идет о…

Рита протянула руку. Он передал ей документ.

— Значит, вот эта подлинная, — сказала она наконец.

— Да, именно эта.

— Мне, пожалуй, пора уходить, — прошептала девушка. — Мы еще встретимся с вами в другой раз.

Она положила на столик документ и зажигалку и прошла в спальню, где оставила одежду.

— Зачем?! — вскричал он взволнованно, последовав за ней. — Ты же знаешь, что сейчас мы в полной безопасности: жена вернется через несколько недель. Я же объяснил тебе ситуацию. У нее отслоение сетчатки.

— Не в этом дело.

— Тогда в чем же?

— Пожалуйста, вызови мне педикеб, — попросила Рита, — пока я оденусь.

— Я сам отвезу тебя, — сердито предложил он.

Рита одевалась, Уиндем-Матсон молча бродил по номеру. Он понял, что прошлое вызывает у людей печаль, видя задумчивый, погруженный в себя, даже несколько угнетенный вид девушки. “Черт! Зачем это я решил привести именно этот пример? Но ведь она такая молоденькая — я думал, что ей вряд ли известно это имя”.

Возле книжного шкафа она остановилась.

— Вы читали это? — спросила, вытаскивая книгу.

Прищурившись, Уиндем-Матсон взглянул.

Мрачная обложка. Роман.

— Нет, — ответил он. — Это купила жена. Она много читает.

— Вам бы следовало прочесть эту книгу.

Все еще чувствуя разочарование, он посмотрел на название. “Саранча садится тучей”.

— Это одна из тех, запрещенных в Бостоне, книг? — спросил он.

— Она запрещена всюду в Соединенных Штатах и, конечно, в Европе.

Рита подошла к двери и повернулась, ожидая его.

— Я слышал об этом Готорне Абендсене.

На самом деле он впервые столкнулся с этой фамилией. Единственное, что он знал об этой книге, это то, что сейчас она очень популярна. Еще одна причуда, еще один пункт массового помешательства. Он поставил книгу на место.

— На беллетристику у меня нет времени. Я слишком занят работой.

“Секретарши читают эту дрянь, лежа дома в постели, перед тем как уснуть, — подумал он язвительно. — Это их возбуждает. Вместо того, чтобы заняться чем-нибудь настоящим, чего они боятся, а на самом деле страстно желают”.

— Одна из этих любовных историй? — спросил он сердито, открывая дверь в коридор.

— Нет, — пояснила она. — О войне.

Пока они шли к лифту, девушка объяснила:

— Он пишет то же самое, что говорили мои родители.