— Простите меня. Это очень сильное средство, называется заракаин и производится фармацевтической фирмой в провинции Китая.
Разжимая ладонь, он добавил:
— К нему не привыкаешь.
— Солидная реклама, — подтвердил мистер Бейнес.
Он приготовился принять пилюлю.
— Он появится, вероятно, непосредственно в вашем торговом представительстве. Я запишу его фамилию, чтобы ваши люди его не отпугнули. Я с ним никогда не встречался, но слышал, что он слегка глуховат и чудаковат. Хотелось бы быть уверенным, что он не разозлится.
Казалось, что мистер Тагоми понимает, о чем идет речь.
— Его слабость — рододендроны. Вы осчастливите его, если сможете подсунуть кого-нибудь, кто смог бы поговорить с ним на эту тему хотя бы полчаса, перед тем как мы станем договариваться о встрече. Да, фамилия. Сейчас я запишу.
Запив пилюлю, он достал ручку и записал.
— Мистер Синиро Ятабе, — прочел мистер Тагоми на листке бумаги.
Он аккуратно вложил его в записную книжку.
— Еще один момент.
Мистер Тагоми изобразил на своем лице внимание.
— Несколько деликатный. Этот джентльмен в стесненном положении. У него почти ничего нет. Некоторые рискованные предприятия в конце его карьеры не привели к успеху. Понимаете?
— И теперь у него нет состояния, — продолжал мистер Тагоми, — а возможно, он вообще живет на пенсию.
— Вот именно. А пенсия чрезвычайно небогатая. Поэтому ему приходится время от времени ее чем-то подкреплять.
— В нарушение некоторых постановлений правительства Метрополии и его раздутого бюрократического аппарата, — добавил мистер Тогами. — Я понял ситуацию. Пожилой джентльмен получает вознаграждение за консультацию, проведенную у нас, не сообщая об этом в свой пенсионный отдел. Следовательно, мы должны держать его визит в тайне. Им известно только то, что он проходит курс лечения.
— Вы искушены в делах житейских, — пробормотал Бейнес.
Он потер лоб. Пилюля подействовала, что ли? Его стало клонить ко сну.
— Будучи родом из Скандинавии, вы, несомненно, имеете тесный контакт с процветающей Европой. К слову, вы вылетели из Темпельхофа. Там тоже такое отношение? Вот вы нейтрал. Что вы об этом думаете?
— Я не понимаю, о каком отношении идет речь. — признался мистер Бейнес.
— К старикам, больным, ущербным, умалишенным, лишним людям разного рода. “Какая польза от новорожденного ребенка?” — спросил один из известных англосаксонских философов. Я запомнил это высказывание и много раз задумывался над ним. Сэр, от него нет никакой пользы. В общем смысле.
Мистер Бейнес что-то промямлил, что можно было бы расценить как проявление уклончивой вежливости.
— Разве не правда, — сказал мистер Тагами, — что ни один человек не должен быть орудием в руках другого? — Он подался вперед. — Пожалуйста, выскажите свое мнение уроженца нейтральной Скандинавии.
— Не знаю, — произнес мистер Бейнес.
— Во время войны, — сказал мистер Тагами, — я занимал небольшую должность в провинции Китая, в Шанхае. Там, в районе Гонкью, было поселение евреев, интернированных императором и его правительством на неопределенный срок. Их жизнь поддерживалась Международным Красным Крестом. Советник консульства нацистов в Шанхае требовал, чтобы мы вырезали евреев. Я запомнил ответ моего начальника. Вот он: “Это не соответствует арийским представлениям о человечности”. Требование было отвергнуто как варварское. Это произвело на меня большой впечатление.
— Понимаю, — пробормотал мистер Бейнес. Он спрашивал себя, куда этот человек клонит. Он насторожился, все его чувства обострились.
— Евреи, — объяснил мистер Тагами, — всегда трактовались нацистами как азиаты, не принадлежащие к белой расе. Сэр, смысл этих утверждений никогда не терялся из виду высокопоставленными лицами в Японии, даже членами военного кабинета. Я никогда не обсуждал этого вопроса с гражданами Рейха, с которыми встречался.
Мистер Бейнес прервал его:
— Что ж, я не немец и поэтому вряд ли могу ответить от имени Германии. Он встал и направился к двери.
— Завтра мы возобновим этот разговор. Извините меня, пожалуйста. Мне сейчас трудно соображать.
На самом деле его мысли стали сейчас совершенно ясными. “Нужно убираться отсюда, — решил он. — Этот человек слишком далеко меня затягивает”.
— Простите глупость фанатика, — извинился мистер Тагами.
Он тоже направился к двери.
— Философские затруднения ослепили меня так, что я перестал замечать, что происходит с ближним. Сюда.
Он позвал кого-то по-японски, и дверь отворилась. Появился молодой японец, слегка поклонился и уставился на мистера Бейнеса.
“Мой водитель, — догадался мистер Бейнес. — Вероятно, мои донкихотские выходки в полете с этим… как его… Лотце… каким-то образом дошли до японцев через неизвестные мне связи. Жаль, что я разболтался с этим Лотце. Да. Не запоздало ли мое раскаяние? Я вовсе не подхожу для этого, совсем напротив. Ничего общего”.
Но потом он подумал, что швед скорее всего так бы и разговаривал с Лотце.