– Сашка, я ни черта не понимаю! – вскочил Лариков. – Ты можешь говорить связно и перестать зевать?
– Не могу, – снова зевнула я. – Потому что спать мне ужасно хочется. Я, между прочим, сегодня ни минуточки не спала. Ты не хочешь видеть меня красивой?
– При чем тут твоя красота?
– Красивая женщина, – назидательно изрекла я, – должна много спать и много есть.
– Ну, спи, раз это нужно для твоей внешности, – разрешил он. – Но только я представляю, как ты шикарно выспишься в тюрьме!
В тюрьму мне совсем не хотелось. Поэтому я встряхнулась и послушно затаращила на него свои засыпающие глаза.
В это время раздался голосок моей по-утреннему бодрой мамы, напевающей какую-то песню, и очень скоро она возникла на пороге, с вопросом:
– А что это вы, милые мои птенчики? Не спали всю ночь?
– Не было возможности, – проворчала я. – Похоже, такую роскошь я смогу позволить себе только в гробу.
– Саша! – укоризненно всплеснула руками моя несчастная мать. – Как ты можешь так шутить?
– Могу, – сурово сообщила я.
Мамочка поняла, что сражаться с такой невыспавшейся фурией, как я, опасно для жизни, и решила сменить тему.
Обведя комнату растерянным взором, она спросила:
– А где Леночка с Пенсом?
Почему она называет Эльвиру этим именем? Разве она не знает, что это имя у меня накрепко связано с бесконечными пропажами моих возлюбленных? Я уже изучила, что стоило появиться какой-нибудь чертовой Лене в моей жизни, как это становилось роковым! Даже если эта Лена была страшна, как черт, выскочивший из самого адова пекла, какой-нибудь мой страстный обожатель немедленно спешил в ее объятия! Может быть, моя мама видит внутреннюю сущность, постигнув философию дао? И в женщине с невинным именем Эльвира на самом деле спрятана все та же ведьмочка, и Пенса ждет участь моих поклонников?
– Ее зовут Эльвирой, ма, – отчеканила я, глядя на мою несчастную мать с неодобрением.
– Как? – искренне удивилась она. – Разве ты не у нее была на даче?
«На какой даче?!» – чуть не вырвалось у меня. Но Лариков вовремя подал мне знак и мило улыбнулся моей ненаглядной маман.
– Нет, Эльвира просто была вместе с Сашкой там же. У этой Лены.
Я чуть не взорвалась, но Ларчик нежно сжал мою руку, будто собирался объясниться мне в любви, и прошептал в ухо:
– Я тебе потом объясню. Не надо волновать ее.
В принципе, я так устала, что была заранее со всем согласна. И мама ведь не виновата в том, что мне сначала пришлось пережить кучу приключений, а потом мне мешали выспаться, да еще уволокли моего Пенса.
Ах, Пенс!
Моему мысленному взору тут же предстали ужасные картины. Пенс в Эльвириных объятиях. Пенс, идущий с ней под венец. Коварная Эльвира, впивающаяся в его губы страстным поцелуем.
Я чуть не разрыдалась от жалости к себе.
Мамочка, потрогав мой лоб, воскликнула:
– О, боже! Андрей, она же вся пылает! Я сейчас принесу чай с медом и аспирин!
Ларчик осторожно дотронулся до моего лба и тоже перепугался.
– Нет, Сашка! У тебя точно температура! А я тебя мучаю расспросами, негодяй! Ты выспись немножко, а потом уже поговорим.
Я кивнула. Кажется, я действительно умудрилась так не вовремя простудиться. И откинулась на подушки, укрываясь одеялом почти с головой.
Эльвира проявила потрясающее хладнокровие. Прошествовав к выставленному на всеобщее обозрение несчастному Филиппу, она осмотрела его с некоторой недоверчивостью, потом хмыкнула и спросила, не поворачиваясь:
– И кто же его так вот неплохо уделал?
Присутствующий в зале помимо ее мамаши дородный господин с невзрачной доченькой сурово приподнял левую бровь.
– Эльвирочка! – всплеснула руками мамаша. – Что ты говоришь?
– Ма, ну что ты кудахчешь! – поморщилась недовольно Эльвира. – Его все равно в разборке бы пристрелили!
– Неправда! – патетически воскликнула мать, вскакивая с места. – Вот Поздяков сколько лет живет, и ничего!
– На то он и Поздяков, – раздался за спиной Пенса веселый голос, совершенно не подходящий к обстановке. Он обернулся, заинтересованный, и увидел перед собой лицо довольно молодого человека с высокими скулами и той типичной внешностью обитателя рабочих окраин, когда внешность отца причудливо переплетается с внешностью матери, придавая грубоватым чертам некоторую странную женственность. Он даже нашел определение этому типа лица – «бабье».
– О, Лешенька! – простонала мамаша Эльвиры, прижимая кулачок к массивной груди. – Лешенька, милый ты мой! Что же мы теперь станем без Филиппушки делать?
– Да ничего, – ухмыльнулся этот доверенный гость. – Элька права – все равно Фильку бы пришили. Так что печаль, конечно, дело достойное, но только ко времени.
Эльвира весь диалог слушала, насупившись, и, словно назло гостю, вдруг разрыдалась. Так у нее это получилось неожиданно и искренне, что Пенс не удержался и в порыве утешения прижал ее к плечу.
– Голубки, – насмешливо процедил Лешенька, неодобрительно рассматривая Пенса. – И откуда к нам такой вот голубь залетел?
– Это Эличкин друг, – прошептала мамаша, всем своим видом показывая, что Пенс ей глубоко неприятен.