Мечтатель

— Про меня ты знаешь всё.

— Хотелось бы верить…

— Верь, — сказал я. — Сегодня в этом зале не звучала ложь. И, надеюсь, не прозвучит. Итак, я жду ваших ответов. Лучше бы нам управиться до того, как вернётся Лараг. Губа? Штырь?

— Никогда я не был особенно ревностен в вере, — сказал Штырь. — Да и вообще… если уж меня прихватят за то, что я с тобой, Ложка, разговоры разговаривал, хочу терпеть за дело, а не за просто так. И удивить хотел бы при случае тех, кто… прихватывает.

— Ты чего, серьёзно? — снова оквадратил глаза Губа, глядя на приятеля. Тот усмехнулся. Так, что вдруг стало очень заметно: на базу Охотников он попал с улицы, ещё не будучи взрослым — но уже перестав быть ребёнком. — Я отлетаю…

— Прежде чем окончательно отлетишь, — посоветовал я, — скажи «да». Или «нет».

— А я что, самый жёлтый? Плеть согласна, Штырь согласен, а я в стороне, так, что ли?

— Если скажешь «нет», я это приму спокойно. И не надо соглашаться только потому, что другие согласны. Можешь порадовать Ларага…

Да. Я гадкий и циничный манипулятор. Но раскола в группе я жаждал не больше, чем ампутации правой руки… а Губа больше (и громче) прочих возмущался поведением нашего самоустранившегося куратора. Я это прекрасно помнил.

— Кремня-то? — парень оскалился. — Хрена ему во всю глубину, а не радости! И потом, Штырь верно сказал: если уж страдать, так за дело! Я с вами!

— Отлично. Тогда начнём с основы основ, а именно — концентрации. С Кимарой у нас уже было несколько бесед на эту тему, и она неплохо усвоила урок…

Я манипулятор. В данном случае — играющий на неосознанной мальчишеской гордости. Но какого лешего я должен стесняться этого факта? Все люди так или иначе манипулируют другими, все пытаются влиять друг на друга. Даже младенец, орущий из своих пелёнок, уже инстинктивно знает: если будешь орать, получишь своё быстрее, чем если будешь тихим и незаметным.

Так что я буду манипулировать своими учениками, и не только ими. В работе учителя без этого никак не обойтись. Кроме того, если воздействуешь на людей к их же пользе, это служит не самым плохим оправданием… ведь правда?

Полагаю, мой внутренний Дамблдор одобряет это.

Она шла по хорошо знакомому дому. А может, и не совсем знакомому. И по дому ли?

Тени, затаившиеся в углах и закоулках, лежали как-то слишком уж густо. Стоило чуть отвести взгляд, как они начинали вихриться и течь, подобно неестественному смешению огня и воды. Карабкались вверх, капали со стропил, играли в «зеркала» с живым огнём редких факелов. Но глянешь прямо — ничего такого. Тени как тени.

Просто густоватые. Да.

И коридор вёл себя странно. Сокращался и удлинялся, гнулся, ухитряясь оставаться при этом безупречно прямым, делался то широченным, как горное ущелье, то превращался в узкий крысиный лаз. А она шла, не сворачивая, как в каком-то пузыре. Гордо, не пригибая головы, но слегка побаиваясь… чего-то. Об оставленном за спиной она не вспоминала, а вот то, что впереди, вызывало какое-то смутное чувство. То ли неловкость, то ли неудобство.

Или всё-таки страх?