Так вот в чем дело. Я начал понимать его план. В последовавшие две недели я написал шесть любовных писем девушке из «Тампико». Единственное, что я за то время написал. Искра творчества во мне уже перегорела. Обволокло надоедливое чувство вины. Я знал, что я — шарлатан, торгую своим скудным талантишком, чтобы обмануть невинное существо. От одного взгляда на пишущую машинку я содрогался, и хотя питался лучше, чем за все последние недели, дух мой медленно издыхал от голода. Каждое письмо к Шарлин Шаррон сопровождалось каким-нибудь дорогим подарком — духами, украшениями, дюжиной пар нейлоновых чулков.
Наконец, Кристо заявился ко мне с самым что ни на есть восхитительным подарком для девушки своей мечты. Подарок лежал в огромной коробке, и пока он разрывал упаковку, я с ужасом ждал явления его красоты. Шестым чувством я догадывался, что подарок превзойдет все, что было раньше. Манто из серебристой лисицы. Я коснулся его и онемел.
— Хорошо, да?
— Это — всё, — вымолвил я. — Большего вам не сделать.
— Правильно. Сегодня я скажу ей, кто я. Вы напишете большое письмо.
Письмо на одну страничку заняло у меня два часа. Я выдохся. Но в конце концов оно сочинилось — последнее из любовных писем Кристо. Вышло плоским и полным штампов, которых он не заметил. Подписал он его своим полным именем, а ниже добавил адрес.
— Теперь подождем ответа.
Ответ пришел на следующий день. Принес его мальчишка с телеграфа, искавший Кристо Сьерру. Я расписался за него. В дверях стояла миссис Флорес, темные глаза пронзали меня, она вся трепетала от нескрываемого беспокойства.
Я общупал запечатанную телеграмму, держа перед окном на просвет. Мне хотелось открыть ее, своими глазами прочесть отказ Шарлин Шаррон Кристо Сьерре. Она просто обязана отвергнуть его. Иначе и быть не может. Я вспомнил ее такой, какой увидел в «Тампико», — прекрасной, соблазнительной. И вдруг припомнил то, что совершенно ускользало от меня до этой минуты. Она холодна — холодна, как лед.
Похожа на самого Кристо. И тогда я понял, что этот гротескный роман действительно может состояться. Я лежал на кровати и бессмысленно смотрел в потолок. Обвинял во всем себя, однако не мог понять, почему мне должно быть плохо от того, что Кристо счастлив.
Тот вернулся домой около семи. В соседней комнате раздались шаги. Я чувствовал его нетерпение. Он открыл дверь и заглянул ко мне, ухмыляясь.
— Возле машинки, — сказал я.
Он остановился перед телеграммой, потирая ладони. Разорвал конверт и прочел — на лице его проступила улыбка. Он протянул телеграмму мне и вышел из комнаты.
Текст был подписан Шарлин Шаррон. Он гласил: «Пожалуйста приходите увидеться со мной».
Он оделся — полный парад: смокинг, черный галстук-бабочка, ботинки из патентованной кожи, черный цилиндр. Я наблюдал, как он в последний раз смотрится в зеркало. Он излучал победу.
— Дайте мне знать, как получится, — попросил я.
— Вам я скажу первому. Моему другу Джону Лэйну, — ответил он. Хорошему другу.
Он имел в виду письма. Я ничего не ответил. Когда он ушел, я налил себе из его запасов бурбона. Половина девятого. Эта ночь будет долгой.
Без четверти девять я услышал шорох гуарачей миссис Флорес. Она постучалась ко мне. Раньше я старался, чтобы она не знала, что я захаживаю в комнату Кристо.
Теперь мне было все равно. Я крикнул: «Войдите,» — и она открыла дверь в комнату Кристо.
— Добрый вечер, — сказал я.
— Зачем вы писали письма этой женщине? — спросила она.
— Вы рылись в моей мусорной корзине, миссис Флорес. Это некрасиво.
— Некрасиво? А вы сами?
— Он платил мне за то, что я их писал.
— И вы согласились на эту работу.
Невозможно было определить, что она чувствует. Сердитой она не казалась, но уверен я не был. Она подошла поближе.
— Какая она, эта Шарлин?
— Очень привлекательная.
— А я?
Пораженный, я посмотрел на нее.
— Вы — гораздо больше.
Это ей понравилось. Она села в красное кресло напротив и скрестила ноги.
Стройные, гладкие и смуглые.
— Я полагаю, что Кристо считает ее типичной американской девушкой.
— В точности его слова, — подтвердил я.
— Бедный Кристо.
Она поднялась, собираясь выйти.
— Пусть квартплата вас не волнует, — улыбнулась она. — Я не вышвырну вас на улицу.
Я все еще думал о ней час спустя, когда в коридоре раздались шаги Кристо. Шаги страшного суда, поражения, отзывавшиеся эхом горького провала. Он вошел: посеревшее лицо человека, перенесшего тяжелое испытание. В охапке он держал кучу пакетов. Вывалил их в кресло и замер над этой массой, и я снова увидел манто из серебристой лисицы, флакончики духов, украшения. Потом повернулся ко мне: обида где-то глубоко внутри сжимала мускулы возле рта, глаза же оставались сухими, яркими и желали только тьмы. Я встал и вышел из комнаты. Закрывая за собой дверь, я услышал резкий выдох боли. Потом он заплакал.
Прошло три дня, а он по-прежнему не выходил из комнаты. За него я не беспокоился; ему нужно одиночество, дружба с самим собой. Больше меня тревожило внезапное исчезновение миссис Флорес. Мистер Эшли тоже волновался. Он уже хотел звонить в полицию.