Единственное, что мне до сих пор не удавалось – это стать счастливым. И вот время пришло, и это мой самый амбициозный проект. Попытаться стать счастливым после полувека нытья! Я ведь мог бы покончить собой уже в девятнадцать, когда за двадцать рублей купил у своего университетского приятеля самодельное устройство – язык не подымается назвать его пистолетом, – позволяющее стрелять мелкокалиберными патронами. Я протестировал его на пустых бутылках в сарае. С расстояния в два метра пуля разбивала их в осколки. Немного поразмыслив, я пришел к выводу, что не готов застрелиться из такого дешевого и ненадежного устройства и решил вернуть оружие прежнему хозяину. Обстоятельства сложились таким образом, что в этот вечер меня и владельца пистолета арестовала оперативная группа, которая сидела в засаде, поджидая тех, кто накануне написал во дворе университета антикоммунистические лозунги. Собственно, их-то мы и пришли проведать, движимый инстинктом, который влечёт преступника на место преступления. Нас задержали. В сумке у меня был Женин пистолет и за него нам дали еще одну статью на двоих, помимо статьи за хулиганство. Четыре месяца мы провели в тюрьме под следствием, и еще восемь, по приговору суда, на стройках народного хозяйства. Освободили нас по амнистии по случаю 70-й годовщины Октябрьской социалистической революции, с наследием которой мы призывали покончить. Впрочем Женя ничего не писал, он просто стоял рядом и наблюдал, как мы с Игорем в сумерках 7 ноября 1986 года упражняемся в сочинении лозунгов. И хотя Игорь выражал свои мысли очень обтекаемо, это не помогло ему избежать тюрьмы. Следователи так и не смогли разобраться в том, кому принадлежат тот или иной призыв, и они решили разделить ответственность на всех в равной доле.
На самом деле, единственным виновником во всей этой истории был я. У моих товарищей не было повода ненавидеть Советскую власть. Жили они с родителями в благоустроенных квартирах, их отцы были коммунистами, и учились они на престижном тогда историческом факультете местного университета. Мотив был только у меня одного. Помимо непомерного честолюбия, меня изводила мысль, что я вынужден проводить лучшие свои годы в одном доме с умирающей старухой – теткой моей матери, которая согласилась приютить меня, когда я приехал в Иркутск поступать в институт. Наводненный крысами неблагоустроенный дом, с завалившимся уличным туалетом, наводненный крысами и стоячей водой в подполье, промерзал за ночь настолько, что половая тряпка прилипала к полу. Старуха каждую ночь готовилась к смерти, я через день вызывал ей скорую, врачи кололи ей лекарство от ишемии, которое лишь на время снимало симптомы удушья. Три года проведенные в такой обстановке привели к тому, что я погрузился в настоящее отчаяние. Здесь я заразился гепатитом А, и когда скорая увозила меня в больницу, я даже радовался, что болезнь избавила меня от необходимости поддерживать жизнь и тепло в разрушающемся доме. Я был святым в свои двадцать лет, но не знал об этом. Наверное поэтому святости я предпочел судьбу государственного преступника.
Хуже тюрьмы могла быть только смерть, но умирать я сразу передумал. Почему-то никто не хочет умереть в тюрьме, все хотят умирать на свободе. Так никто не хочет умирать больным, все хотят выздороветь. Выздороветь, а потом уже умереть – здоровым и счастливым.
Женя был немного туповат, но при этом эксцентричен. В тюрьме он пользовался уважением за невозмутимость и высокий рост. Игорь прославился на всю тюрьму умением рассказывать сказки, сюжеты которых он черпал из бесчисленных фантастических романов, которыми была забита его голова. Игорь и сам походил на героя сказки – слабый и уродливый, он кажется плохо соответствовал суровой советской действительности, от которой его оберегал отец, работавший начальником автоколонны в таксопарке и по совместителю возглавлявший партком этой организации. Это был небольшого роста простой мужик, разгуливающий по дому в одних трусах. В городе он пользовался уважением. Он напряг все свои связи, пытаясь найти способ вытащить сына из тюрьмы, но и они оказались бессильны перед тупым и мстительным обкомом партии, поставившим следствию и прокуратуре задачу как следует наказать отщепенцев. Отцу удалось добиться только того, чтобы Игоря не перебрасывали из камеры в камеру, как это происходило со мной и с Женей, а содержали в специальном корпусе, в одной камере с «наседками», «работавшими на кума». Кстати, ордер на наш арест подписывал заместитель прокурора области – будущий генеральный прокурор Российской Федерации Юрий Чайка. Я даже удостоился короткой аудиенции с ним, в ходе которой он попытался прояснить для себя роль каждого участника в этом преступлении. Помню, что я был изрядно напуган перспективой загреметь в за решетку, но прокурор дал ясно понять, что избежать тюрьмы мне не удастся.