— Так он же умер, — хором возразили мы.
Ильич громко рассмеялся, засмеялись и мы.
— Верно, умер. Но в науке своей он живет. Сейчас вам тяжело: война, разруха, недостатки, все не устроено. А вот кончим войну, пойдёте в институты и будете изучать его труды, они вам многое подскажут в работе…
Повернувшись на спину и задумчиво грызя травинку, Иван Максимыч мечтательно вздохнул:
— Как жаль, что я уже не такой молодой. Поздно мне учиться, А вот ты, Снегирёв, ты ещё успеешь. Как кончим гражданскую войну, так и отправим тебя в Москву, к Ленину. И мандат тебе дадим такой… Ильич ведь любит искусство. Наш отряд в Кремле по его указанию был богато оснащён музыкальными инструментами. Для бойцов всегда устраивались лекции и концерты. У нас были и свои хорошие музыканты, песенники и танцоры. Ленин бывал на наших вечерах самодеятельности и сам принимал участие в хоровом кружке. Петь он любил.
Неужели обещание Ивана Максимыча когда-нибудь сбудется, и я поеду в Москву учиться? Неужели? Мне просто не верилось…
Неожиданно запищал зуммер телефона, Иван Максимыч снял трубку и приложил её к уху. Что-то услышав, он с любопытством повернул голову в сторону ущелья: тачанка, запряжённая тройкой вороных коней, мчалась, пыля, по степной дороге. Сзади и по бокам её гарцевали конные джигиты. На тачанке, рядом с кучером, примостился юноша с гармошкой, в белой папахе. На заднем сиденье, положив руку на кинжал и молодцевато подбоченясь, в подвёрнутой черкеске и низко надвинутой на брови папахе, сидел горец с небольшой бородкой.
— Чануков, — негромко обронил Иван Максимыч, быстро отдавая по телефону приказ. Сразу всё пришло в незаметное движение: бойцы, не бросая играть в чехарду, быстро развернули пулеметы в сторону дороги, за дальним леском седлали коней кавалеристы. Вскочив на свою кобылу, Иван Максимыч не спеша тронулся к дороге, наперерез кавалькаде, направлявшейся в аул. У сидевших в тачанке на газырях алели огромные банты, алыми ленточками были украшены не только черкески всадников, но даже и уздечки лошадей. Иван Максимыч вежливо поздоровался со всей группой и поинтересовался: что за праздник они отмечают?
— Едем на свадьбу, — ответил сидевший с Чануковым широкоплечий горец с кирпичным загаром лица. Они оба были увешаны оружием. Заметив взгляд Ивана Максимыча, устремленный на его маузер, горец пояснил: — Мы все — комсомол. — И он гордо показал на свой бант, приколотый к черкеске.
Наивная уловка горца объяснялась просто — оружие по приказу разрешалось носить только коммунистам и комсомольцам.
Ивану Максимычу он предъявил какую-то бумажку. А бойцы в это время незаметно окружали тачанку. У каждого из них было своё точное задание. Я делал вид, будто любуюсь тройкой, а кони действительно были на диво! (В мою задачу входило удержать лошадей на месте).
Чануков, настороженно разглядывавший из-под насупленных бровей Ивана Максимыча, видимо, опознал его. Иван же Максимыч, как ни в чем не бывало, спокойно продолжал читать документ.
Выхватив револьвер, Чануков хотел выстрелить в Ивана Максимыча, однако не дремавший Остапчук сбоку рубанул его плетью по руке. Кучер ударил вожжами, но я, схватившись за уздечку, повис на ней вместе со вздыбившимся коренником. Бойцы набрасывались на всадников и стаскивали их за ноги на землю. Банда была обезоружена и связана без единого выстрела.
Чануков и его спутник с заведенными за спину руками стояли перед Иваном Максимычем, с ненавистью разглядывая его. В бешенстве Чануков прокусил губу: обильная кровь полилась по его подбородку, на газыри, на черкеску, запекаясь чёрными пятнами в дорожной пыли.
— Вот и окончена гражданская война, — спокойно заметил Иван Максимыч. — Снегирёв! — приказал он. — Немедленно в город с донесением. Аллюр — три креста!
«Предъявитель сего, боец кавэскадрона отдельного дивизиона погранвойск охраны границ Кавказа, тов. Снегирёв Константин во время добровольной службы в частях Красной Армии показал себя как дисциплинированный боец, неоднократно принимавший участие в боях с белыми бандами, а также как нарождающийся талант нового пролетарского искусства.
Занимаясь после несения службы в красноармейском клубе, Снегирёв К. проявил свои способности в различных областях, как-то: хорового пения (запевала эскадрона), живописи, а также и на поприще сцены.
Тов. Снегирёв К., несомненно, займёт своё определённое место в строю передовых бойцов новой, пролетарской культуры.
Для выполнения вышеуказанной ответственной задачи ему и вручён сей мандат.
Командование и бойцы кавдивизиона уверены, что т. Снегирёв К. оправдает их товарищеское доверие».
Всё это удостоверялось печатью и личной подписью Ивана Максимыча.
По разверстке Политического управления республики нашей части выделено одно место в московский вуз, куда «надлежит направить бойца, имеющего законченное среднее образование, сверстники коего в данное время не призваны на службу в ряды Красной Армии». Я доброволец и подхожу под приказ. Но у меня нет среднего образования.