Мечтательница из Остенде

Она почувствовала в этом шепоте такую тоску, что услала мадам Гомес разобраться с вызовом из 209-й палаты.

— А здесь я сама закончу, мадам Гомес, не беспокойтесь.

Как только они остались вдвоем, Стефани наклонилась и ласково спросила:

— Жаль? Почему?

— Мне очень жаль, — повторил он, мотая головой из стороны в сторону.

Она задумалась, о чем это он говорит, опустила глаза и поняла.

У него была эрекция.

Стефани не могла не восхититься его внушительным пенисом с тонкой кожей, который поднялся в ее честь и казался ей одновременно сильным и нежным; тут она вспомнила о работе, встряхнулась и сообразила, что должна успокоить Карла.

— Не волнуйтесь. Мы привыкли. Это автоматический рефлекс.

— Нет!

— Да-да, не тревожьтесь, я знаю, почему так происходит.

Он яростно воскликнул:

— Да нет же, вы не знаете! Ничего подобного! И не говорите чушь: автоматический рефлекс… Когда меня трогают ниже подбородка, я ничего не чувствую. Когда ваша напарница Антуанетта мной занимается, я не волнуюсь, мне не приходится сжимать зубы. Почему? Да потому, что у Антуанетты и мадам Гомес не такой запах, как у вас. Я пытался вас предупредить…

— Успокойтесь… это не имеет значения…

— Если это не имеет значения, то что тогда имеет? — Голос у него прервался.

— Не обращайте внимания, меня это не беспокоит, — соврала она.

— Вас это не беспокоит? Ну спасибо! Только сейчас понял, что теперь я просто калека.

Стефани заметила, что повязка у него на глазах промокла от слез. Ей хотелось прижать Карла к груди, утешить его, но она не имела права. Вдруг кто-то войдет: а тут голый пациент в объятиях медсестры, да еще в подобном состоянии… И потом, если она его окружит своим запахом, все станет только хуже.

— Что я наделала, господи, что же я наделала! — воскликнула она.

В Карле что-то изменилось. Его тело затряслось. Из горла раздался стон. Стефани хотела позвать на помощь и тут сообразила, что с ним.

— Вы… вы смеетесь?

Он кивнул, продолжая трястись от смеха.

Увидев, что, пока он смеется, эрекция спадает, Стефани успокоилась и тоже хихикнула за компанию.

Она прикрыла Карла простыней, села рядом и ждала, пока он переведет дух.

Когда он наконец отсмеялся, Стефани спросила:

— Что вас так развеселило?

— То, что вы кричали: «Что я наделала!» — а наделали вы то, что у меня случилась эрекция. Разве не дурацкая история?

Еще несколько секунд они хохотали как ненормальные.

— Теперь давайте серьезно. Больше, пожалуйста, меня не мучайте. Никаких умываний с вашим участием. Понятно?

— Понятно.

На самом деле Стефани было не совсем понятно; все, что она осознала, — это ее способность, новая и ошеломляющая способность вызывать у мужчины желание. Да не у какого попало! У этого мужчины, вот у этого мужчины, потрясающего, обвешанного женщинами, у мужчины, за которого дерутся невероятные любовницы! Это она-то, толстуха, уродина!

В тот день она больше не заходила в палату 221: ей казалось, что коллеги догадываются, что там произошло, — так странно они на нее поглядывали. И сама она, помимо своей воли, чувствовала себя другой, стала более разговорчивой, возбужденной, по малейшему поводу на щеках у нее проступал румянец.

— Слушай, Стефани, а ты, случайно, не влюбилась? — спросила Мари-Тереза своим милым певучим акцентом: она проглатывала «л» и сладко растягивала гласные.

Почувствовав, что ее бросает в жар, Стефани не стала возражать, а улыбнулась и пошла за лекарствами.

— Влюбилась, — заключила Мари-Тереза, качая головой.

Однако она ошиблась: Стефани не влюбилась, она просто почувствовала себя женщиной.

В тот вечер она разделась и не шарахнулась от зеркала, как всегда, а встала прямо перед ним.

— Ты нравишься. Ты можешь нравиться!

Она объявила это своему телу, как благую весть или даже похвалу.

— Это тело возбуждает мужчину, — сообщила она своему отражению.

Но вид у отражения был не слишком уверенный.

— Да-да! — настаивала она. — Не далее как сегодня утром…

И она рассказала своему отражению, что случилось сегодня утром, какая привлекательность кроется в аромате ее тела…

После этого рассказа она накинула пеньюар, поужинала и юркнула в постель, чтобы прокрутить все это в голове еще и еще раз.

С утра во вторник, еще в раздевалке, Стефани поговорила с мадам Гомес, и она, за несколько мелких услуг, согласилась заниматься туалетом пациента из 221-й палаты одна, ни о чем не догадавшись.

Потом, когда Карл уже был вымыт, Стефани заглянула к нему.

— Спасибо, что не приходили, — шепнул он.

— Первый раз слышу, чтобы за это благодарили!

— Странно, правда? Есть люди, при которых забавно говорить непристойности, а при других как-то не решаешься. Может, потому что хочешь им понравиться.

— Вы хотите мне понравиться? — К горлу у нее подкатился ком.

Дожидаясь ответа, она чуть не потеряла сознание.

— Да, хотелось бы. Мне это было бы приятно.

— Вам удалось! Вы мне нравитесь.

Она наклонилась и коснулась его губ.

— Я брежу или вы меня поцеловали?

— Бредите!

Весь день она чувствовала на губах отпечаток этого прикосновения. Даже странно, насколько это было приятно.