Здесь тоже нередко бывают холода, но все-таки горы отчасти защищают от мистраля. Меж тем я постоянно работаю. Я должен послать тебе много вещей и вместе с ними картину для двадцатников – жду, когда она высохнет.
Если бы я вовремя узнал, что отсюда ходят поезда до Парижа, всего за 25 франков, то, конечно, приехал бы. Но я узнал об этом только по пути в Арль, из-за расходов, которые понес там, я этого не сделал, – сейчас мне кажется, что весной надо бы приехать в любом случае, чтобы вновь увидеть север, с его людьми и всем прочим. Здешняя жизнь ужасно отупляет, и я мало-помалу потеряю всю свою энергию. Я почти не смел надеяться, что вновь буду чувствовать себя вот так вот хорошо.
Однако все зависит от того, устраивает ли это тебя, и я считаю благоразумным не настаивать. Возможно, если подождать немного, нам даже не понадобятся ни врач в Овере, ни Писсарро.
Если со здоровьем все будет в порядке, я, по-прежнему работая, опять постараюсь продавать, выставляться, обмениваться; возможно, что-то улучшится, я буду не такой обузой для тебя и в то же время хоть отчасти вернется прежний задор. Не скрою, пребывание здесь весьма утомительно из-за своего однообразия, а необходимость находиться в обществе несчастных, не делающих ровно ничего, раздражает.
Но что тут сказать – в моем случае не следует предъявлять чрезмерные требования, их и без того слишком много.
Гоген говорит, что они без труда достают моделей. Вот то, чего мне больше всего не хватает здесь.
Бернар говорит об обмене – ты волен обсуждать это, если он пожелает и заговорит об этом с тобой. Мне очень хотелось бы, чтобы ты получил от него стоящую вещь, помимо портрета его бабки. Кажется, он желал бы иметь «Колыбельную».
Думаю, эти 6 картин для двадцатников образуют ансамбль, пшеничное поле будет прекрасной парой к саду.
Я написал г-ну Мосу, сообщив ему названия, так как в своем письме он просил прислать их.
Передаю горячий привет Йо и крепко жму ей руку.
Прочти письмо Исааксону, которое дополняет это. До скорого.
20 нояб. 89
Сен-Реми-ан-Прованс
Уважаемый господин,
с удовольствием принимаю Ваше приглашение выставиться вместе с двадцатниками. Вот список картин, предназначенных для Вас:
Возможно, я займу больше 4 метров пространства, но полагаю, что все 6, отобранные таким образом, вместе создадут некоторое разнообразие цветов, – возможно, Вы найдете способ их разместить?
Примите уверения в моей глубокой симпатии к двадцатникам.
Дорогой дружище Бернар,
спасибо за твое письмо и в особенности за фотографии, по которым можно судить о ваших[125]
работах.Впрочем, мой брат уже писал мне о них, сказав, что ему очень понравилась гармония цветов и благородство многих фигур.
Видите ли, пейзаж в поклонении пастухов очаровал меня слишком сильно, чтобы я осмелился критиковать, и все же это чересчур – невозможно предположить, что роды случились прямо на дороге, что мать начинает молиться, а не дает младенцу грудь, что большие церковные шишки рухнули на колени, словно в эпилептическом припадке; бог знает, как и почему они оказались там, но я нахожу это нездоровым.
Ибо я почитаю правдивое, возможное, если только когда-нибудь был способен на духовный порыв; и потому склоняюсь перед этюдом папаши Милле, таким сильным, приводящим в трепет: крестьяне, несущие на ферму родившегося в поле теленка. И это, мой друг, почувствовали везде, от Франции до Америки. Станете ли вы после этого вновь предлагать нам средневековые гобелены? Искренне ли вы так считаете? Нет, вы способны на лучшее и знаете, что следует искать возможного, логического, правдивого, пусть даже придется слегка забыть о парижских вещах в духе Бодлера. Насколько же я предпочитаю Домье этому господину!
Благовещение – есть от чего – – Я вижу фигуры ангелов – право же, изящные, террасу с двумя кипарисами, которая мне очень нравится, бесконечно много воздуха, ясности… но вот первое впечатление прошло, я спрашиваю себя, не мистификация ли это, и эти второстепенные персонажи больше ничего не говорят мне.
Но довольно – ты понимаешь, что я жажду вновь видеть твои вещи – вроде картины, что есть у Гогена: прогулка бретонок на лугу, с превосходной композицией и такими наивно-изысканными красками. И ты променял это на – скажем прямо – нечто искусственное – нечто выспреннее.
В прошлом году вы написали приблизительно такую – как мне говорил Гоген – картину[126]
: