Мечтавший о солнце. Письма 1883–1890 годов

509 (413). Тео Ван Гогу. Нюэнен, понедельник, 22 июня 1885, или около этой даты

Дорогой Тео,

спасибо за твое письмо и за вложение – это именно то, что я имел в виду, и это позволит мне работать в конце месяца так же, как и в начале.

Мне было приятно узнать, что Серре – тот самый художник, о котором ты уже писал и которого я на самом деле запомнил, вот только имя вылетело из головы. Мне хотелось бы написать тебе гораздо больше, чем я напишу в этом письме, но в последнее время, когда я прихожу домой, просидев весь день на солнце, мне уже не до писем. Что касается слов, сказанных Серре, то я считаю так же; я напишу ему несколько строк, потому что хотел бы подружиться с ним. Как я тебе уже писал, я сейчас очень много работаю над рисунками фигур, я пошлю их тебе специально для Серре, чтобы показать ему, что сочетание фигуры и формы мне отнюдь не безразлично.

Видишься ли ты с Уоллисом? Может ли его заинтересовать акварель, изображающая распродажу? Если она заинтересует Висселинга, пусть он ее возьмет. Висселингу я когда-то отдал несколько рисунков голов, а недавно послал ему еще и ту литографию. Но поскольку он не сказал в ответ ни полслова, думаю, что если я пошлю ему что-нибудь еще, то услышу в ответ только оскорбления.

Недавно я получил письмо от Раппарда, с которым мы много лет были в хороших отношениях; после трех месяцев молчания он вдруг разразился таким высокомерным и оскорбительным посланием, написанным явно после посещения Гааги, что я уж точно никогда не смогу считать его своим другом.

Именно потому, что я предпринял первую попытку в Гааге, в своей родной стране, я имею полное право и все основания забыть те неприятности и думать о других вещах в другой стране.

Ты хорошо знаешь Уоллиса и, может быть, сможешь начать с ним разговор насчет акварели, только действуй, пожалуйста, по обстоятельствам. Если бы я мог хоть что-то зарабатывать своими картинами, если бы у нас был постоянный источник средств к существованию, пусть и скромный, и если бы у тебя самого возникло желание начать работать – поясню: как это случилось у Энбо из «Жерминаля», разумеется с поправкой на разницу в возрасте и пр., – какие картины ты мог бы создавать! Будущее всегда оказывается не таким, какого ждешь, так что о нем никогда не знаешь ничего наверняка. В случае живописи оборотная сторона медали состоит в том, что художнику, даже если его картины не продаются, все равно требуются деньги на краски и на модели, чтобы двигаться вперед. И эта оборотная сторона отвратительна. Но в остальном – живопись, и, на мой взгляд, изображение крестьянской жизни в особенности, дает душевный покой, даже если с внешней стороны в твоей жизни много огорчений и неприятностей. Я имею в виду, что живопись – это наш дом и потому у нас нет той ностальгии, того чувства, от которого страдал Энбо.

Отрывок из «Жерминаля», который я недавно переписал для тебя, поразил меня, ведь мне почти тогда же так хотелось стать наемным косарем или пойти работать на польдере!

И еще я страдал тогда от скуки цивилизованной жизни. Гораздо лучше, и человек становится от этого намного счастливее, если он воплощает в жизнь такое желание, в буквальном смысле слова, – по крайней мере, он чувствует, что живет по-настоящему. Как прекрасно зимой утопать в снегу, осенью – в желтых листьях, летом – в спелых злаках, весной – в траве. Как прекрасно все время быть вместе с косарями и молодыми крестьянками, летом – под огромным небом, зимой – у закопченного очага. И чувствовать, что так было всегда и так будет всегда. Пусть даже придется спать на соломе и есть ржаной хлеб, от этого со временем становишься только здоровее.

Мне хотелось бы написать еще многое, но, как я сказал, мне сейчас не до этого, к тому же я думаю вложить в этот же конверт коротенькое письмо для Серре, которое прошу тебя прочитать: в нем я перечисляю все то, что собираюсь послать в ближайшее время, именно потому, что хотел бы показать Серре кое-какие этюды фигур.

Всего доброго,

Твой Винсент

Хотя Серре соглашается с тобой, что создавать прекрасные произведения и продавать их – совершенно разные вещи, это не так. Когда публика наконец-то увидела Милле, все его работы вместе – тогда публика и в Париже, и в Лондоне пришла в восторг. А кто до этого заслонял свет, кто отвергал Милле? Торговцы картинами, так называемые знатоки и т. п. Я спрашиваю тебя: мог бы такое сказать кто-нибудь вроде Муре, раз уж мы говорим о торговле?

514 (R52). Антону ван Раппарду. Нюэнен, понедельник, 13 июля 1885, или около этой даты

Любезный Раппард,