Мечтавший о солнце. Письма 1883–1890 годов

И еще я показал Венкебаху, что в отношении цвета я вовсе не сторонник того, чтобы писать всегда в темных тонах. Некоторые хижины у меня, напротив, совсем светлые.

Но для меня важно отталкиваться, идти от основных цветов – красного, синего и желтого, а не от серого.

Мы довольно много разговаривали о цвете, и он среди прочего отметил, что Яап Марис в своих старых акварелях использовал также красноватые, коричневатые и красные тона, причем довольно часто, и, если положить их рядом с его теперешними рисунками, они будут выглядеть совершенно красными. То же самое у Израэльса.

Рассказывая об этом, я, возможно, причиняю тебе больше зла, чем делаю добра, потому что это вырванный из окружения отрывок разговора и, строго говоря, надо было бы пересказать тебе все. Но мы с тобой и раньше разговаривали на эту тему, и ты, возможно, сам поймешь контекст. Чтобы добиться честного, добротного колорита и чтобы не сбиться с этого пути, особенно в наше время, когда подражатели великим мастерам (а не сами мастера), люди серые, стремятся везде и всегда писать только в светлых тонах, следует упражняться в более ярких гаммах и не бояться их использовать. Ведь настоящие колористы всегда [сосредоточены] именно на цветах.

Венкебах, например, сказал, что ему нравится моя картина со старой колокольней, что это за пределами краски[5], которую я писал в прошлом году с большим количеством битума; он был от нее в восторге. Сказал, что она очень оригинальна. И другие старые картины тоже одобрил: водяную мельницу, пахаря с волом, аллею с осенними деревьями.

Но больше всего меня порадовало то, что ему понравились мои фигуры, – он говорил, что они в духе Милле. Но я точно знаю, что смогу писать их еще лучше, если только мне станет легче в смысле денег и я продолжу усердно работать. Меня это сильно беспокоит, и что касается этого месяца – я полностью на мели, у меня не осталось ни одного гульдена.

Нам будет трудно; не сердись на меня слишком сильно, ведь если настойчиво продолжать работать, велика вероятность, что мы пожнем то, что сеем.

Меня очень беспокоят твои денежные затруднения, мне бы хотелось облегчить твое положение.

Когда ты приедешь в Голландию, может быть, стоит еще раз попытаться сблизиться с Терстехом? Терстех из тех, кто не боится, если уверен, к тому же он хороший и умный. Как и Мауве.

Если бы людей, которые настойчиво трудятся над фигурой, было много, думаю, было бы трудно найти поддержку.

Но их не так-то много, а потребность в них не меньше, чем прежде.

В одиночку тебе тяжело это выдержать, а я ничего не могу сделать, чтобы снизить расходы; наоборот, мне хотелось бы подрядить еще больше моделей. Что же делать? Безнадежной эту борьбу не назовешь, потому что другие же в ней одержали победу, и мы тоже победим.

Что касается Раппарда, я сегодня написал ему, что требую полностью отказаться от слов из его письма. Вот видишь, Тео, как важно стоять на своем в работе.

Я написал Раппарду, что нам следует бороться не друг с другом, а с внешними трудностями, потому что в наше время художники, изображающие крестьян и народ, должны взяться за руки, ибо в единении – сила. В одиночку не справиться, – во всяком случае, группа людей, согласных между собой, способна на большее. Не падай духом, возможно, у нас появится больше друзей, и все оживится, и взаимные раздоры превратятся в крестьянскую войну против таких художников, какие сегодня заседают во всех жюри и до сих пор мечтают, будь это в их власти, подавлять новаторские идеи, идущие от Милле. Всего доброго, но, если можешь, пришли мне что-нибудь, хотя бы десять франков, чтобы я продержался еще какое-то время.

Всегда твой

Винсент

521 (R55). Антону ван Раппарду. Эйндховен, понедельник, 27 июля 1885

Эйндховен, 27 июля

Дружище Раппард,

этой перебранке обязательно надо положить конец, в первую очередь из-за того, что наше общение становится слишком похоже на диспут между двумя богобоязненными протестантскими пасторами, которые столь пылко спорили о географическом положении пути к вечному блаженству, однажды взяли и бросили друг другу в лицо свои парики. Парики нам бы очень пригодились – а то как же мы, при всем желании, продвинемся далее в нашем диспуте, если все уже обострилось до предела, но ни у Вас, ни у меня нет этого предмета для бросания друг в друга. Вот почему я в полном отчаянии и очень сожалею, что мы начали спор, но не способны увенчать его вышеуказанным концом, который был бы полностью достоин самого предмета.

Думаю, у нашего диспута имеется и смешная сторона, которая будет только усугубляться, так вот по этой причине я и не хочу его продолжать. Это слишком нелепо.

Будьте благоразумны и прекратите его со своей стороны тоже.