Читаем Мечты о прошлом полностью

– Всё будет хорошо, – повторяю за ней я.

Она задумчиво улыбается и с какой-то особенной нежностью произносит:

– Да.

Нам остаётся идти минут пятнадцать, а если делать это медленно, то и все двадцать. Время есть. И я решаю поговорить с Ларисой об алкоголе.

– Надо поговорить на очень серьёзную тему.

– Про паруса и встречный ветер?

– Мне сейчас нравится всё! И ирония твоя тоже. Но я хочу сделать тебе предложение. Вернее, я хочу попросить тебя кое о чём… вернее…

– Андрюш, ты сейчас запутаешься. Говори, а там… вместе разберёмся.

– Ты знаешь, что такое «подшиться»?

– Н-нет… Хотя, кажется, что-то об этом слышала.

– Алкоголикам, пожелавшим избавиться от пьянки, вшивают под кожу маленькую ампулу, которая очень медленно растворяется в крови. Не знаю точно сколько – два или три года… не важно. Вещество, попадающее при этом в кровь, безвредно или почти безвредно. Но как только в крови появляется хоть немного алкоголя, человеку становится плохо. Очень плохо. Его так колбасит, что он может даже умереть. Дело это добровольное, человек знает, на что соглашается, и даже, может быть, расписывается в том, что ознакомлен с последствиями приёма алкоголя.

Лариса прислонилась к моему плечу.

– Откуда такие познания? Ты что, готовился к этому свиданию в читальном зале библиотеки Академии наук?

* * *

Ах, дорогая, милая Чайка! Ты идёшь под руку с молодым человеком, прожившим на свете шестьдесят лет! А жизнь – самый лучший читальный зал.

* * *

– Я хочу подшиться.

– Чего ещё я про тебя не знаю? Но… когда ты успел?

– Успокойся, я не алкоголик. Пока. И подшиться я хочу не ампулой, а… тобой.

Лариса слегка отстраняется, словно желая посмотреть на меня издалека, и говорит:

– Послушай, давай остановимся ненадолго и поговорим здесь, а то я приду к родителям с таким удивлённым лицом, что… я даже не знаю…

– Я сейчас всё объясню. Ты очень дорога мне, и сто шагов назад я сказал тебе об этом. Так вот, дорогая моя Лариса, я хочу, чтобы ты сейчас пообещала, если впредь увидишь меня не то что пьяным, а просто немного выпившим, почувствуешь от меня запах алкоголя, то сразу прогонишь меня от себя прочь или сама убежишь куда-нибудь далеко-далеко и навсегда.

Она стоит и молча смотрит на меня. Её глаза говорят: «Ты тоже дорог мне, и я только что сказала тебе об этом. Но нельзя же вот так – расставаться из-за… бокала вина…»

Я первый прерываю молчание:

– Я всё вижу.

– Что?

– Я вижу и слышу твои мысли. Хочешь, скажу, о чём ты думаешь?

– Скажи.

– «Ты тоже дорог мне, и я только что сказала тебе об этом. Но нельзя же вот так – расставаться из-за рюмки водки или бокала вина». Так?

– Почти.

– Лариса! Я хочу, чтобы ты прожила долгую, интересную, счастливую жизнь, в которой не будет даже намёка на пьяного мужика. Мы будем с тобой спорить и даже ссориться, но пьяных недоразумений в нашем доме не будет ни-ког-да. Но… если ты настаиваешь, напьюсь на нашей серебряной свадьбе.

Лариса словно и не замечает моей последней фразы.

– Но если ты нечаянно, ну… совершенно случайно всего один раз позволишь себе… значит, мы потеряем друг друга? И ничего исправить уже будет нельзя?

– Поверь мне, одна мысль, что я тебя потеряю, не даст мне даже притронуться к спиртному. Это будет для меня как смерть. А если начну выпивать, значит, водка для меня дороже, чем ты. Зачем тогда я тебе такой? Мне надо только знать, что ты согласна. Не нужно произносить клятв. Скажи только, что согласна.

Она молчит, а я иду и думаю: хорошо, что она не ответила сразу. Она задумалась. Значит, не ответит сгоряча.

Когда мы уже входим во двор дома, где живут её родители, она снова, как и в начале нашей прогулки, пожимает мою руку чуть повыше локтя и тихо говорит:

– Я согласна.

У меня, словно камень с души свалился.

И вот мы заходим в подъезд. Лифт не работает, и приходится подниматься на седьмой этаж пешком.

– Кстати, ты не забыл имена моих родителей?

– Я даже и отчества помню: Лев Трофимович и Елена Павловна. А что будет, если я им не понравлюсь?

– Этого тебе уже не удастся сделать. Я читала им выдержки из твоих писем, и они уже заранее в тебя влюблены.

– Тогда тем более ходить не надо! Зачем разочаровывать людей?

– Милый мой Андрюшечка…

– Ой, не называй меня так слащаво.

– Хорошо, Андрей Львович, не буду. Хочу только сказать, что теперь знаю, что с тобой делать, когда ты меня не слушаешься. Знаешь, куда я тебя отправлю?

– Куда?

Она легонько наклонила мою голову к себе и, обдав меня своим дыханием, шепнула:

– В рюмочную.

Мы обнялись, и наши лица были близко-близко друг от друга. Ещё одно мгновение – и мы бы впервые поцеловались, но… на ближайшей лестничной площадке хлопнула дверь, и мы испуганно отпрянули друг от друга. Потом я вынимаю из газетного свёртка предназначенные для будущей тёщи цветы и с пафосом произношу:

– Ни за что и никогда! Пошли скорей к твоим влюблённым в меня родителям!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза