— Не пьем. Но, может, печенье взбодрит тебя.
Я не стала спорить. Даже не стала упоминать диабет. Это было самым меньшим из моих переживаний.
— Съешь это. — Бекетт почти запихнул печенье мне в рот.
— Знаешь, я могу есть самостоятельно.
Он стряхнул крошки с пальцев и налил себе стакан воды.
— Бекетт! Корин! Вы пришли! — К нам подошла Кэндис и обняла нас. — Я так рада вас видеть.
От нее пахло потом и духами. От этого запаха мой бурлящий желудок свело еще сильнее.
— Привет, Кэндис, я тоже рад тебя видеть. — Бекетт посмотрел на меня, ожидая, что я тоже поздороваюсь. Но я этого не сделала.
— Я только что разговаривала с Идой, женой Джоффри. Она такая храбрая женщина. Она с радостью бы с вами познакомилась. Она сказала, группа очень помогала Джоффри.
Ида, должно быть, та рыдающая женщина, с которой разговаривала Кэндис, когда мы вошли.
— Конечно. Пожалуйста, представь нас. — Бекетт взял меня за руку, слегка сжав ее.
И вот мы уже стояли перед вдовой Джоффри. У нее были красные глаза, а губы дрожали от попыток не заплакать.
— Ида, это Бекетт Кингсли и Корин Томпсон. Они тоже члены группы «Исцеленные сердца».
Ида слабо улыбнулась.
— Приятно с вами познакомиться. Джоффри каждую неделю с нетерпением ждал собраний группы. Спасибо вам за то, что были частью его жизни. И спасибо, что пришли сегодня. — В конце ее голос надломился, и она промокнула глаза салфеткой.
— Я благодарен, что у меня был шанс познакомиться с Джоффри. Он был потрясающим. Хотя, я все еще пытаюсь понять, на что он намекал мне, когда пытался заставить съесть свои мятные конфетки, — сказал Бекетт, и Ида рассмеялась.
Как у него это получалось? Как получалось заставлять людей смеяться, когда они должны плакать?
— Эти дурацкие конфеты. Он постоянно их ел. Я находила упаковки от них, спрятанными в ящиках по всему дому. — Ида усмехнулась, снова протирая глаза.
— Он был как торговец конфетами. Не отпускал тебя, пока не возьмешь парочку.
И вот так Бекетт заставил Иду и Кэндис смеяться и вспоминать о забавных моментах.
Хотела бы я быть такой же. Смеяться над смертью.
Но для меня шутить было невозможно.
— Простите меня, — сказала я тихо, и, высвободив ладонь из руки Бекетта, быстро покинула комнату.
Слишком много людей. Слишком душно. Слишком много слез.
Я не могла справиться с этим.
— Корин, ты здесь?
Бекетт вышел на улицу и нашел меня сидящей на скамье. Я едва ощущала холод.