Раньше их было пятеро, но поскольку работы у них только прибавлялось, то и число их постоянно увеличивалось. Исмаил даже не знал, сколько их сейчас там, в прохладных сумерках, в той страшной комнате, где даже у самых храбрых непроизвольно трясутся ноги. Палачи были людьми загадочными и страшными, им было запрещено жениться и иметь детей, а после смерти их хоронили на особой земле. С ними никто не вступал в разговор, считалось даже, что они, как и в былые времена, глухи и немы.
«Я должен через это пройти», – подумал он, вспомнив для храбрости бархатные глаза Фатьмы и ее улыбку. Сколько они уже не виделись? Возможно, что однажды и сам Исмаил пройдет этот путь, через прекрасный цветущий сад до двух страшных башен, перед которыми выставляют головы казненных преступников, как осужденный. Зная, что это последнее, что он видит в своей жизни. Красоту и роскошь султанского дворца, зеленую листву и траву, похожую на ту, в которой он валялся, будучи ребенком, смеясь и не зная забот. Или это будет глубокая осень? Пожухлая трава и косой дождь?
Но все равно его сердце замрет и попросит мгновение остановиться, потому что это будет последнее, что доведется увидеть в жизни. Совсем скоро она закончится, после того, как дорога упрется в башни. А дальше – бесконечная ночь.
Он невольно вздрогнул: перед ним возвышалась каменная громада Ворот Приветствия. В правой башне была темница, в которой осужденные ожидали исполнения приговора, а под ней – узилище, где их допрашивали. Многие там же и умирали. Исмаил заколебался и обернулся на сад. Может, все-таки передать фирман начальнику охраны? Избавиться от этого ледяного ужаса. Встречи с главным палачом.
Исмаил усмехнулся, презирая свою слабость, и шагнул в темноту. Факелы горели слабо, здесь было мало воздуха. Он шел путем смертников, словно спускался в Ад. Обратной дороги у тех, кто сюда входил, не было.
Наконец узкий проход закончился просторным и хорошо освещенным помещением. Исмаилу навстречу выступил черноволосый и смуглый бородатый великан. Он молчал.
«Неужели и впрямь немой?» – вздрогнул Исмаил. И хрипло сказал:
– По приказу султана Ибрагима первого хазлетлири, – и поднял над головой руку, в которой держал фирман.
– Почему ты? – услышал он голос, который показался ему поданым из могилы. Глухим и мрачным.
– Я хранитель султанских покоев.
– А ты не боишься умереть, юноша?
Он давно уже был мужчиной, с тех пор, как стал убивать, но сейчас словно уменьшился в размерах и растерял всю свою уверенность. Сказал, почувствовав, что голос предательски сел:
– Я был на войне.
– На войне ты не видишь свою смерть. Она прячется в толпе или за стенами осажденной крепости. А здесь смерть – это я.
– Значит, я ее не боюсь. – Исмаил посмотрел прямо в глаза главному палачу.
– Давай указ, – протянул руку тот. Она была тоже смуглая и волосатая, даже огромные пальцы заросли густыми черными волосами.
Исмаил отдал фирман со словами:
– Сердар Юсуф-паша приговаривается к смерти за государственную измену. Со дня на день он прибудет в Стамбул. Я встречу сердара со всеми почестями и привезу во дворец. Юсуф-паша будет ожидать аудиенции султана в палате визирей. Ему подадут щербет, и после этого вы войдете.
– Приказ падишаха будет исполнен, – пробурчал главный палач, внимательно изучив печать и подпись. Внезапно он поднял голову, прожег Исмаила взглядом и сказал: – Мы с тобой еще здесь встретимся, хранитель султанских покоев. Я давно уже научился различать печать смерти на лицах. Ты приговорен. Стремительно возвысившиеся в мгновение ока падают в бездну. Ты стоишь на самом краю.
– Но это будет не сегодня. – Странно, но после этих слов страх у него прошел.
Он ведь и сам это знал. С того самого дня, как султан послал ему свою наложницу, а та уговаривала бежать. В тот день Исмаил и встал на край бездны. Главное, что случится это не сегодня. Он еще успеет встретиться с Фатьмой, рассчитаться с Юсуф-пашой, возможно даже успеет увидеть своего новорожденного племянника.
– Я пропускаю вперед Юсуф-пашу, – насмешливо сказал он. – Возможно, пропущу и парочку великих визирей. Я не спешу на тот свет, ага. Мне хорошо на этом.
– Тебя любят женщины, – нахмурился тот. – А я навсегда лишен общества женщин. Но когда я буду тебя душить, я испытаю то, что ты чувствуешь, когда тебе отдается красавица. И я бы дорого дал за то, чтобы это случилось сегодня.
– Довольствуйся пока стариком. – Исмаил рассмеялся и развернулся, чтобы опять ступить в темноту.
Ему вслед угрюмо смотрели горящие черные глаза.
…О прибытии сердара Исмаилу доложили в полдень. О том, что пятидесятипушечный галеон верховного военачальника турецкой армии входит в главный Стамбульский порт. С той же новостью гонец пошел и к Валиде. Исмаил кинулся к воротам, бросив на ходу:
– Коня!
Слуги Валиде не столь проворны. Он первым встретит Юсуф-пашу. Исмаил мчался в порт во весь опор, хлестнув пару раз плетью зевак, заступивших дорогу. Действовать надо было решительно и быстро.