Мечты сбываются

До поздней ночи сидит Баджи над книжками и тетрадями, готовится к экзаменам в театральный техникум.

Дроби, а, бэ, цэ, гипотенуза… Это потруднее, чем подлежащее и сказуемое или «вакзаллы» с подносом и стаканами на голове! Однако, если как следует потрудиться, то и гипотенузу в конце концов можно одолеть.

Непривычно?

Слово это женщине приходится теперь слышать на каждом шагу. Раньше, когда женщину хотели держать в рабстве и послушании, говорили: «шариат, закон писаный, запрещает» или: «адат, обычай дедов, не позволяет»; Теперь эти изречения утратили свой вес, и все запреты попрятались в слово «непривычно».

Баджи не выносит этого слова. Как хорошо, что брат ни разу больше его не произнес!

ВОТ ЛЕТЯТ ЖУРАВЛИ

— Баджи, изобразите слепого!

Баджи вперяет невидящие глаза в пространство и осторожно ступает, нащупывая дорогу воображаемой палкой. Лицо и фигура ее скованы робостью.

— А сейчас представьте, будто вы наблюдаете пролетающую над вами стаю журавлей!

Баджи закидывает голову и, заслоняя ладонью глаза, щурясь как бы от солнца, провожает мечтательным взглядом пролетающую по небу воображаемую стаю журавлей. Она следит, как птицы летят на юг, как их косой треугольник уменьшается, исчезает за горизонтом. Она машет им на прощанье рукой и улыбается с печалью и с надеждой. До свиданья, журавли! До новых встреч весной!..

«Изобразите… изобразите… изобразите!..»

Да, сестре удалось заставить брата поверить в нее: с грехом пополам сдала она вступительный экзамен — на первых порах девушкам-азербайджанкам было оказано снисхождение — поступила в театральный техникум и вот теперь, на уроках театрального мастерства, выполняет она все новые и новые упражнения.

Баджи прилежно шьет воображаемой иглой — благо есть опыт работы в мешочной мастерской! — печет воображаемые пирожки — спасибо учебе, полученной у Ана-ханум! — стирает воображаемое белье. Посмотреть только, как ловко вставляет она стекла в оконные рамы! Она измеряет отверстие в раме, режет стекло алмазом, прикрепляет к раме гвоздиками из проволоки, прилежно разминает замазку, вмазывает стекло, счищает излишек замазки стамеской, вновь ее разминает. Ни дать ни взять стекольщик!

Баджи приходится выполнять и маленькие мимические сценки: вот спит человек, и ей надлежит тайком, не разбудив его, вытащить из-под подушки платок; вот уличный франт стремится завести знакомство с девушкой, а она противится тому и гонит его прочь; вот две подруги дуются друг на друга, они готовы помириться, но самолюбие не позволяет ни одной из них заговорить первой.

Постепенно темы этюдов становятся более сложными. Без слов, все без слов! Недаром эти этюды называются «немыми». Правда, жестами и мимикой можно при умении высказать очень много, но как хочется иной раз заговорить в полный голос, произнести хотя бы одну фразу, одно слово!..

Уроки актерского мастерства перемежаются с уроками по литературе и истории.

Здесь Баджи ждал приятный сюрприз — преподавателем литературы и истории в техникуме оказался ее старый друг Ага-Шериф.

К занятиям по литературе Баджи относится с особым интересом, к истории — несколько холодней. Конечно, история интересней, чем а, бэ, цэ или гипотенуза, но, в сущности, так ли уж важно знать, как люди жили в старину? Что хорошего в этой старине?

По окончании урока Баджи спешит к преподавательскому столику.

— Кланяйтесь, пожалуйста, от меня Зийнет-ханум! — говорит она Ага-Шерифу.

Закрывая классный журнал, Ага-Шериф приветливо отвечает:

— Зийнет-ханум тебя тоже не забывает, всегда велит передать тебе привет!

На первом проверочном испытании. Баджи получает по литературе «отлично», по истории — «хорошо».

— Помнишь, как ты подглядывала и подслушивала, когда я занимался с учениками? — спрашивает Ага-Шериф, передавая Баджи зачетный листок.

Ей ли не помнить! Помнит она и то, как запрещал ей проклятый Теймур дружить с Ага-Шерифом и Зийнет-ханум, как оскорблял их, как запирал ее на замок, чтоб она к ним не ходила. Ей ли не помнить! Хорошо, что сам он теперь снова крепко сидит под замком!

— Были мы тогда с тобой не у дел… — говорит Ага-Шериф задумчиво.

Баджи морщится:

— Лучше не вспоминать!

— Нет, — возражает Ага-Шериф убежденно, — вспоминать про это необходимо!

— Зачем?

— Затем, чтоб лучше понять, как мы живем теперь. Настоящее мы лучше понимаем и больше ценим, сопоставляя его с прошлым. Понятно?

Баджи кивает головой. И тут ее осеняет: вот, оказывается, для чего нужна история!

На последующем проверочном испытании Баджи отвечает и по истории на «отлично». Спасибо Ага-Шерифу! Ах, если б он был лет на тридцать пять моложе, если бы не был женат на такой славной женщине, как Зийнет-ханум, и если бы она сама, Баджи, не думала так часто о другом человеке — она бы непременно влюбилась в него…

Вот Баджи на уроке пластики и акробатики.