Мечты сбываются

Оказаться под властью Ирана не представлялось Хабибулле таким уж несбыточным. О нет, он не собирался последовать примеру деда и нелегально перейти границу — для этого внук был слишком малодушен и содрогался при одной мысли очутиться, как дед, средь бурных мутных волн Аракса. Но Хабибулла хорошо помнил, что пять-шесть лет назад, во время Парижской мирной конференции иранское правительство предъявило меморандум о передаче Ирану всей территории Азербайджана с городом Баку и Нагорным Карабахом. Эти притязания, к его сожалению, не осуществились, но как знать — чего не случилось вчера, то может случиться сегодня, завтра, послезавтра…

Иногда, однако, Хабибулла впадал в уныние. И причин тому было достаточно.

Активной деятельности против советской власти требовал зарубежный центр от оставшихся здесь мусаватистов. Хабибулла злился: легко Ага-беку и его зарубежным друзьям требовать, сидя за столиками в уютных кафе Анкары, Парижа, Лондона. Попробовали бы они действовать здесь, в советском Баку, в советском Азербайджане! С него, с Хабибуллы, достаточно тех нескольких месяцев, что он просидел в тюрьме, откуда вырвался чудом.

Так говорили в Хабибулле разум, благоразумие, осторожность.

И все же что-то властно тянуло Хабибуллу к деятельности, к которой призывал его и всех ревнителей старого мусаватский зарубежный центр. Вылазка по поводу брачного возраста, предпринятая в свое время Хабибуллой на страницах «Бакинского рабочего», хотя и не дала результатов, однако привила ему вкус к новым и более острым авантюрам. В самом деле: не оставаться же ему на всю жизнь исправным советским чиновником!

Роясь однажды в книжном шкафу Ляли-ханум, Хабибулла обнаружил там несколько детективных книжонок на турецком языке. Он выпросил их у хозяйки и свободное время посвятил чтению. Этим он укреплял свои познания в турецком языке — в глубине души еще жива была вера, что они пригодятся — и одновременно питал пряной пищей свою фантазию.

В одной из книжонок успешно и безнаказанно действовал какой-то таинственный отравитель. Хабибулла был увлечен: отравители с зачитанных страниц Понсон дю Террайля, из хроник семейства Борджиа и дешевых бульварных изданий привлекали его внимание еще с гимназической скамьи. Сейчас, однако, Хабибулла сделал и некоторые практические выводы: тот, кто стремится к активной деятельности, должен учесть их опыт.

Он понимал, конечно, что времена героев Понсон дю Террайля и Борджиа прошли, и имел лишь в виду тот тайный вред, который можно принести ненавистной ему советской власти и партии большевиков: вовремя пустить в ход антисоветский анекдот или слушок, искривлять, перегибать, опошлять, доводить до абсурда советские мероприятия!.. Подобным образом, и не без успеха, действовали нередко национал-уклонисты. Подобным образом, по сути дела, действует уже и он сам, выступая в техникуме по вопросам искусства. Таким оружием, казалось Хабибулле, можно, рискуя малым, все же добиться ощутительных результатов.

Что вдохновляло Хабибуллу на такое поведение? Неужели не явным было бессилие мусаватистов еще весной двадцатого года, неужели сопоставление сил из года в год крепнущей советской власти с немощью этих обломков былого говорило в пользу последних? Неужели осуществимыми представлялись идеалы, провозглашаемые на страницах зарубежных листков людьми, которым история уже вынесла свой гневный приговор? И неужели, наконец, столь соблазнительными являлись те жалкие материальные подачки, которые время от времени бросал из-за границы эмигрантский центр своим слугам внутри Азербайджана?

Дело было сложнее.

Хабибулла понимал, что за спиной эмигрантов мусаватистов стоят могущественные государства — Франция, Англия, Соединенные Штаты, — готовые организовать новую вооруженную интервенцию и вновь создать из обломков былого мусаватское правительство.

Сама по себе эта мысль не лишена была оснований, и Хабибулла связывал с ней большие надежды.

Он представлял тот счастливый день, когда вернутся из-за границы его единомышленники и станут у власти: Правда, они уже были один раз разбиты — в марте восемнадцатого года, но ведь вернулись же они затем к власти в сентябре. Тогда их поддержали Германия и Турция, но что стоят эти государства по сравнению с теми могущественными державами, поддержки которых его единомышленники и друзья-эмигранты добиваются сейчас на Даунинг-стрит и Кэ д’Орсэ, подбадриваемые Вашингтоном?

«История повторяется» — убеждал себя Хабибулла, черпая уверенность в нашумевшей в ту пору книге Шпенглера «Закат Европы»: разве не утверждала эта книга, что события истории движутся как бы по спирали и, хотя в обновленном виде, но, в сущности, такими же, «возвращаются на круги свои», подобно вечному ветру из «Экклезиаста»?