— До чего надоела вся эта суматоха с одеждой! — фыркнула она, когда Одетта подошла ближе. — Кому какое дело, во что я одета, когда гуляю с Саймоном в лесу или помогаю ему на псарне.
— Ему захочется, чтобы ты выглядела хорошенькой, — уверенно произнесла Одетта. — Каждый мужчина хочет гордиться любимой женщиной.
— Я как-то не подумала об этом, — встревожилась Пенелопа.
— Тебе очень повезло, — продолжала Одетта. — Не сомневаюсь, когда ты вернешься домой и покажешь Саймону свои новые платья, он будет восхищаться тобой еще больше, чем раньше. В кринолине ты мне никогда не нравилась.
Пенелопа тотчас подбежала к длинному зеркалу, вставленному в дверцу платяного шкафа, и стала разглядывать себя.
— Я выгляжу ужасно! И всегда так выгляжу, — помолчав немного, сказала она.
— В новом модном платье ты будешь очень привлекательной, — ободрила ее Одетта, — прежде всего ты станешь казаться стройнее и выше.
Пенелопа оживилась.
— Если нужно быть хорошенькой, чтобы понравиться Саймону, я готова терпеть все эти примерки.
— Вот и чудесно, — обрадовалась Одетта. — Но тебе надо постараться убедить отца, что двух платьев будет мало, необходимо еще несколько. Тогда их тебе надолго хватит.
Пенелопа испуганно посмотрела на нее.
Потом догадалась, что подруга имеет в виду тот случай, если им с Саймоном придется бежать.
Тогда у них не будет денег, чтобы позволить себе еще одно платье от Ворта.
— Ты права! — вскричала Пенелопа. — Да, да, права! Я уговорю папу заказать мне целую дюжину платьев. Боюсь только, я была неблагодарна, когда он сказал, что собирается заказать мне эти два.
Одетта посмотрела на часы.
— Завтрак будет готов с минуты на минуту, — напомнила она, — и твой отец, должно быть, уже внизу, один. — Спустись и поговори с ним сейчас.
Пенелопа бросилась к ней через комнату и поцеловала.
— Ты такая умная, Одетта, — улыбнулась она, — и мне так легко с тобой!
Она сорвала с головы капор и, швырнув его на кровать, исчезла.
Одетта услышала в коридоре звук ее тяжелых торопливых шагов, затихающий по мере приближения к лестнице.
Она слегка вздохнула и отправилась в свою спальню, дабы привести себя в порядок.
В то же время ее занимала мысль, по силам ли им с Ханной скопировать те прелестные платья, что она видела у Ворта, и как найти нечто подобное тем изысканным тканям, из которых они сшиты.
В салоне у Ворта повсюду стояли прислоненные к стенам образцы новых нарядов, столь восхитительных, что, пожалуй, даже при наличии подобных тканей вряд ли им с Ханной удалось бы сделать нечто, хотя бы отдаленно похожее на них.
«Забудь про одежду, — пыталась вразумить себя Одетта. — Довольно того, что ты в Париже, просто постарайся увидеть как можно больше в этом городе».
Девушка увидела свое отражение в зеркале и обрадовалась, что ей не нужно присутствовать на ленче с послом и его гостями.
Без сомнения, в этой одежде она выглядит как настоящая Золушка-замарашка.
— Вот что я вам скажу, — сердито пробурчала Эмелин, — из-за этой новой моды я потеряю кучу денег!
В раздражении она бесцеремонно выдернула из шкафа одно за другим несколько платьев, принадлежащих леди Валмер, и бросила их на пол, заменив новыми, только что прибывшими с рю де ля Пэ.
Одетта, к которой были обращены эти слова, сидела тут же и пришивала кружева к нижней юбке Пенелопы.
Она хорошо понимала недовольство Эмелин.
Одна из привилегий горничной леди заключалась в том, что она могла продавать платья своей хозяйки, в которых та больше не нуждалась.
Одетта прочла в одном журнале, что дважды в год французская императрица отдает надоевшие ей платья своей горничной, а та продает их в Америку, в парижские лавки, занимающиеся прокатом одежды.
Девушка спросила об этом у отца, и он рассказал ей, что в течение многих веков при королевских дворах придворные и слуги обладали правом получать одежду своего монарха к его супруги после обновления их гардероба.
— В моей книге есть много ссылок на данный факт, — заметил он. — Я могу привести тебе примеры, когда у тех, кто отказывался от этой привилегии, случались большие неприятности.
Разговор с отцом произошел после того, как Одетта узнала, что в королевских домах по обе стороны Ла-Манша и даже в богатых буржуазных семействах считалось само собой разумеющимся отдавать ношеную одежду слугам.
Когда преподобный Чарлвуд понял, что дочери это интересно, он нашел в своей библиотеке номер журнала «Панч» двадцатилетней давности, в котором французский корреспондент писал: