Когда джентльмены закурили сигары, а отца окружила толпа друзей, вспоминавших дни своей молодости, чья-то сильная рука подхватила ее под руку и повела прочь от людей вниз к ручью.
Она чувствовала, как неистово колотится сердце, но не смела поднять взгляд на спутника.
Так они и шли молча, пока не добрались до берега.
И здесь они тоже двигались некоторое время без слов.
Лишь когда их не стало видно собравшимся на лужайке, граф остановился и выпустил ее руку.
У Одетты было такое ощущение, будто ее привели на лобное место.
Она не могла унять внутреннюю дрожь.
Напротив стоял граф и смотрел на нее сверху вниз.
И тогда, не в силах вынести его молчания, она тоненьким голоском пролепетала:
— Простите… простите меня.
— Почему ты сбежала?
Она не ожидала, что этот вопрос будет первым, ибо все время думала, как объяснить свою ложь на бал-маскараде.
Помолчав немного, она ответила:
— Я думала… вы разозлитесь… на меня.
— Я действительно зол!
— Простите… я не собиралась… лгать. Я… притворилась, что меня… пригласили на бал… и поэтому я… должна быть… кем-то… другим, а не… собой.
— Я зол, потому что ты убежала от меня таким смехотворным образом на пароходе, — уточнил граф. — Я думал, ты будешь в поезде. Но по прибытии в Лондон в поезде я тебя не обнаружил. Я представить себе не мог, как тебя отыскать.
— Вы… вы хотели меня… отыскать?
— Конечно, я хотел тебя найти. — Он не скрывал своего возмущения.
— Но ведь… я была… не той, за кого вы меня… принимали, — промолвила Одетта, слегка сбитая с толку.
— Ты имеешь в виду, знал ли я, что ты не принцесса?
Он многозначительно посмотрел на нее и ответил:
— Да, я уже знал об этом.
— Как… вам… удалось… узнать?
— Ну, во-первых, у меня не было сомнений в том, что ты не француженка, несмотря на твой вполне достоверный акцент.
Одетта вся съежилась, но ничего не сказала, и он продолжал:
— Для меня это было несущественно, потому что в ту ночь у каскада я увидел в тебе звезду, которую все время искал и наконец обрел Божьей милостью, чтобы держать в своих объятиях.
Эти слова он произнес таким глубоким голосом, что Одетта вспыхнула.
— Но… я же… л-лгала и мне так… стыдно.
— Тебе стыдно оттого, что я тебя целовал? — спросил граф.
— О нет, нет! — поспешила разуверить его Одетта. — Только оттого, что я… осмелилась… обмануть вас.
— Ты обманула меня лишь в том, что для меня не имеет значения, — твердо сказал граф. — Ты поступила плохо, чуть не свела меня с ума, когда сбежала от меня на пароходе. Я понятия не имел, как увидеть тебя снова.
В его голосе звучало обвинение, и Одетта нервно пробормотала:
— Простите меня… пожалуйста… простите.
Она впервые подняла на него глаза, в которых светилась мольба, и уже не смогла отвести их.
Он обнял ее и очень медленно, будто продлевая это мгновение, привлек ее к себе.
Он долго смотрел на нее с высоты своего роста, словно хотел заглянуть в ее душу.
— Я прощу тебя, если поклянешься больше никогда не исчезать в небесах или где-нибудь еще.
— Как бы я… смогла? — прошептала Одетта.
— Это будет невозможно, — подтвердил граф. — Я не позволю тебе покинуть меня!
Его губы прикоснулись к ее губам, и тотчас исчезли все страхи и печали — остался лишь восторг.
Она так жаждала этой встречи и так боялась, что потеряла свою любовь навсегда.
Он поцеловал ее — и время остановилось.
Одетта сейчас чувствовала себя так же, как тогда у каскада в Буа: он вознес ее в поднебесье, где они затерялись среди звезд.
Они утратили телесную оболочку и обрели божественную суть.
Когда граф поднял голову, она все еще трепетала в его объятиях от ощущения экстаза, которого никогда не испытывала прежде.
Она едва перевела дух и прошептала:
— Я… люблю… тебя!.. Люблю!
— Именно это мне хотелось услышать от тебя, — молвил граф. — Я боялся, что потерял тебя навсегда и не услышу этого.
Он вновь прильнул к ее губам с какой-то неистовой страстью; он не целовал ее так прежде.
Она ощутила, как странным образом все ее существо откликнулось на этот жаркий призыв.
Она не боялась огня, воспламенившего ее.
Граф прижал ее еще крепче к себе, и она слышала, как стучат в унисон их сердца.
Незнакомые доселе чувства так переполняли ее, что Одетта тихо вскрикнула и спрятала лицо у него на груди.
— Какое-то время он не мог говорить.
Затем прижал губы к ее волосам и вымолвил прерывающимся голосом:
— Как тебе удалось вселить в меня это чувство? Я был уверен, что никогда не полюблю. И все же это случилось. Я все еще не осознал, что это правда.
— Я… говорила вам, — прошептала Одетта, — что… это… магия… Парижа.
— А теперь ты, наверное, скажешь, что это магия Оксфорда. Нет, моя драгоценная, магия в тебе. Это то, что я никогда не потеряю, потому что жить не могу без нее!
В его интонации было нечто странное, незнакомое.
Она подняла лицо, чтобы взглянуть на графа, и увидела на его губах улыбку, но не ту, презрительную, а нежную.
— Как скоро мы сможем пожениться? — тихо произнес он.
Именно в этот миг Одетта стала пробуждаться от своих грез.
Она переживала то же ощущение, что и тогда на пароходе, когда увидела его и почувствовала себя ничтожеством.
Не раздумывая, она сказала первое, что пришло в голову: