— …Одного из недавно замороженных деловых трупов отключили, чтобы разморозить и вернуть ему способность к действию, чтобы он спасал сам себя, и он выполз из-под развалин с выпученными глазами и дико крича… Перед ним, вдали, огненное зарево, как будто горит пространство.
Танира перевела, и Валентина передернуло:
— Боже мой! И это репортаж? Что за бред?
— Действительно, — спокойно ответила Танира и выключила радио.
Глава 29
Фурзд ждал Таниру в своей самой уединенной резиденции.
Как только Танира вошла в комнату, она тут же замерла и остановила свой шаг. У нее возникло ощущение, что она вошла в огромный череп. С потолка, с внутренней поверхности головы, если угодно, на нее смотрело звездное небо, таинственно изображенное. Она никогда не видела такого ночного неба над Ауфирью.
На полу — шкуры, но чьи? Таких существ Танира не видела даже во сне.
В углу этой полукруглой комнаты сидел Фурзд в кресле за столом, на котором тоже было изображено звездное небо, но иное.
Рядом с ним, недалеко, в кресле, напоминающем трон, находился седой старик с неестественно большими глазами. Как ни странно, он был в халате, правда, роскошном синем, скорее даже — одеянии.
Оторопело Танира стояла на месте.
Но вдруг она заметила, что Фурзд смотрит на нее с восхищением, чистым, простым восхищением.
Танире никогда не приходило в голову, чтобы такой человек мог так смотреть на кого-либо.
Неуверенно она пошла навстречу.
Фурзд встал и указал Танире на кресло рядом со стариком. Лицо его сияло каким-то тайным внутренним ожиданием. Старик же оставался невозмутимым и холодным.
Когда Танира углубилась в кресло и еще раз быстро осмотрела комнату-череп, Фурзд начал говорить:
— Танира, дочь великого Вагилида и моего друга теперь, — многозначительно заметил Фурзд, — мы, естественно, прекрасно осведомлены, что ты в положении от доисторического человека, твоего мужа по имени Валентин. Это исключительное явление за все время существования нашей страны.
У Таниры упало сердце, она на мгновение решила, что речь идет о каком-то безумном жертвоприношении ради спасения страны…
Но эта мысль тут же исчезла — взгляд старика убил ее, ибо этот взгляд говорил об ином.
— Так слушай, Танира, — продолжал Фурзд, — я хочу представить тебе человека, который сидит рядом с тобой. Это тайный человек, такой же тайный, каким был твой отец. Но из другой пещеры. Он звездочет и владеет другими мистическими науками доисторического человечества. Владеет не хуже, чем лучшие из них в периоды расцвета таких наук.
Танира прошептала:
— Я восхищена.
— Его великий дар астролога проверен мной на опыте, иначе он не сидел бы здесь. Арис, так его зовут, — мой скрытый друг в течение многих лет.
Звездочет отстраненно улыбался.
— Ты также знаешь, Танира, что такие науки у нас запрещены и интерес к ним карается смертной казнью.
Арис вдруг загадочно вставил:
— Для некоторых из таких смерть может послужить лекарством, оживляющим мертвенность их существования.
Фурзд на секунду онемел, потом согласно кивнул головой:
— Вот именно. Такие слова, Арис, — прелестный гимн смерти… Иными словами, запрет по скрытому своему смыслу касался только черни, потому что опасно было будоражить народ такими знаниями, хватало с них и того, что уже поздно остановить сферу демонов, тем более что контакты были обоюдными…
Кроме этого, вообще не стали превращать такие науки в забаву для кретинов. Потому мы и казнили, естественно, профанов. А вот мэтра, — Фурзд посмотрел в сторону Ариса, — я прятал от законопослушных идиотов. А теперь перейдем к центральной проблеме, центральной не только для нас, но и для всего оставшегося человечества…
Танира вздрогнула и со страхом посмотрела на Фурзда.
— Я объясню. Твоему ребенку, дочь Вагилида, зачатому от пришельца из таинственной России, этой белой Индии, как объяснил мне твой отец, суждено стать Мессией. Так предсказывает великий Арис, который никогда не ошибался.
— Так предсказывают звезды и боги, — произнес Арис, — с этим Мессией и связана последняя надежда на спасение оставшегося человечества в лице Ауфири, потому что остальные — одичавшие, деловые трупы — все они обречены.
Арис сделал неопределенное движение рукой и затих.
Танирой овладел такой ужас и радость одновременно, что язык ее застыл и она не могла пролепетать ни одного слова.
— Мое слово сказано, — закончил Фурзд. — Арис, говорите.
Арис посмотрел на побледневшую Таниру.
— Спокойней, дочь моя, спокойней. Я объясню, в чем суть. Это будет особый Мессия, не такой, которые приходили к доисторическому человечеству. Ибо это непредсказанный Мессия конца, Мессия, который должен прийти к маленькому остатку человеческого рода.
— Неужели он может спасти то, что есть? — вырвалось у Таниры.