Похоже, он действительно знал их всех. Он часто не спал ночами, пытаясь поймать западные радиостанции, транслирующие музыку, был частым гостем на морском вокзале, ходил по пятам за иностранными туристами в поисках новых пластинок. Он говорил, что в спальне у него висит карта Нового Орлеана. Владимир скороговоркой объяснил Полу, что Майлс Дэвис – один из величайших трубачей современности, и снова замолчал, восхищенно внимая мелодии. Похоже, его заворожила, скорее даже околдовала эта обычная американская долгоиграющая пластинка.
Сидя на кровати, Пол добродушно взирал на собравшуюся в комнате молодежь: Алекс, Анна, Владимир, Сергей, Борис, Федор, Павел. Рядом с ним сидел незнакомый юноша в очках в тонкой металлической оправе, которого называли по-разному: то Пьер, то Петрушка. Он показался Полу смутно знакомым, хотя он так и не смог вспомнить, где и когда они встречались. Самого Пола молодежь величала не иначе как «Дядя Павел», видимо учитывая его весьма почтенный, по их понятиям, возраст. Алекс сидел на полу рядом с Анной, его рука покоилась на ее плечах. Анна временами поглядывала на Пола и насмешливо ухмылялась. Видимо, короткое перемирие, установленное в процессе совместного чаепития, подошло к концу. У Пола отчаянно болела голова. Коньяк, который он постоянно потягивал из бутылки, почему-то не помогал сиять боль. Конечно, пили все и не только коньяк. Тридцать рублей, принесенные Полом, прожили не долго.
– Этот парень, Томас, – кумир Нового Орлеана, – снова высказался Владимир. Для верности он повторил то же самое по-французски.
– Очень интересно, – вздохнул Пол. Он никогда не интересовался музыкой и не участвовал в дискуссиях о джазе. Сейчас он бы предпочел послушать песенки его юности – «Эти глупости», «Два лентяя» или «Красивая и любимая». Учитывая количество выпитого, они бы пришлись как нельзя кстати. Пол довел свои мысли до сведения Алекса, тот, ухмыляясь, перевел их собравшимся. Быстрее всех отреагировал юный Павел:
– Ты, дядя, забудь на время о своем возрасте и живи, как живется.
– И вообще, – продолжил Алекс, – эта твоя музыка насквозь буржуазна и является не чем иным, как опиумом для народа.
– А все это, – громко вопросил Пол, картинно указав на проигрыватель, – разве не опиум?
– Ни в коем случае, – последовал ответ хором, – это не опиум. Это музыка пролетариата, порабощенной расы.
– Порабощенной расы? – изумился Пол. – Поцелуйте меня в задницу! Кучка бездельников, нажравшихся джипа и обкурившихся марихуаны! – Он сделал паузу, чтобы дать возможность перевести эту весьма сложную для восприятия фразу и продолжил: – Кстати, у них все поставлено на коммерческую основу. Считать они умеют хорошо.
Пол начал разочаровываться в своих юных собеседниках. Поначалу он всерьез считал их бунтарями и мятежниками. Конечно, в какой-то степени они и были такими, ничем не отличаясь от молодых людей во всем мире.
– Послушайте, – громко сказал он, – давайте вспомним замечательных представителей русского искусства. Чайковский и Бородин, Мусоргский, Опискин. Почему вы ничего не говорите о них? По сравнению с их великими произведениями джаз даже музыкой назвать нельзя.
Полу не следовало упоминать Опискина. Но понял он это слишком поздно. Фамилия Опискин здесь превратилась в ругательство.
Алекс проговорил:
– Что ты знаешь об Опискине, папаша? Сейчас о нем много не говорят, сечешь? Утверждают, что он перешел на сторону врага.
– Какого врага? – не понял Пол. – И что вообще вы тут знаете об Опискине? – воскликнул он. – Разве у вас имеется возможность что-то знать? Вам милостиво позволяют знать то, что необходимо государству. Ваши источники информации безобразно загрязнены, а сами вы – медведи в намордниках, – зачем-то добавил он и задумался. При чем тут медведь? Кто-то там танцевал с медведем? Он озадаченно уставился на Пьера, то бишь Петрушку. А тем временем окружавшая Пола молодежь волновалась и шумела. Что ж, он сам спровоцировал такую реакцию. А потом он вспомнил: – Толстой, – довольно сообщил он, – «Война и мир». – Увидев по-детски изумленные глаза Петрушки, он повторил то же самое по-русски.
– А что касается «Преступления и наказания», – вмешался Федор, – преступлением было написать это произведение, а наказанием стало его читать. – Он высказался и замолчал, но теперь настала очередь Пола удивляться. Он и предположить не мог, что Федор знает английский.
Алекс в это время был занят переводом высказываний Сергея по поводу декадентства.
– Что такое декадентство на Западе? Сечешь, папаша? Это когда все знают то, что им необходимо знать. Но тем не менее у себя на Западе вы еще не запустили космический корабль с человеком на орбиту. О чем это говорит?