Мед.ведь.ма (СИ)

— Именно! — воскликнул Намджун. — Ви, будь он здесь, сказал бы то же самое.

— Заочные голоса мы считать не будем, — хохотнул густой бас безмятежного мужчины возле мастера Хана. — Ты ещё Иисуса с Гаутамой упомяни, они были категорически против насилия. Но тоже не смогли приехать.

— Бля, юрист, прекрати паясничать, ты самый праведный гнев превратишь в напрасную глупость, понабрался на судах, теперь остришь.

— Я согласен с Шугой абсолютно, — вклинился Эн, не переставая морщить нос время от времени. Однако, когда брезгливость с лица сходила, он был красив надменной красотой восточного убийцы голубых кровей. — С кем он пойдёт на дело? Кто его возьмёт с собой? — Эн повернул голову назад. — Джеро, желаешь? Или ты, Атом? Мастер Хан, мы с вами послезавтра отправляемся, прихватим с собой этот груз?

— Думаю, что Лео с Хонбином не были бы против, если возникла бы необходимость, — изрёк мастер Хан.

— А что, я тоже не против, хороший живой щит, пушечное мясо, — процедил Эн.

— Я никогда никем не прикрывался, Эн, — с нажимом осадил его старший, — и не собираюсь впредь. Этот человек раскаивается, и одно лишь признание вины делает ему честь.

— Я предлагаю не тратить время напрасно, и проголосовать, — взял на себя роль разводящего Хосок, встав и выйдя к стулу. Шуга ушёл обратно в темноту, как и все, кто выходил до этого. Зажёгся дополнительный красный свет, не позволяющий особо разглядеть лица, но очерчивающий силуэты. — Поднимите руки, кто за то, чтобы Ким Чживон стал одним из нас? — Хоуп стал считать и удивился тому, что рук поднялось немало. — А теперь поднимите руки те, кто против этого. Само собой, это подразумевает его смерть. Он слишком многое видел и знает, и отпускать его — невозможно.

Руки стали подниматься и, пересчитав несколько раз для верности, Хоуп понял — и все, кто следил за голосами вместе с ним и считал, тоже это подтвердили, — что за то и другое проголосовало равное количество золотых. Последние слова Хана о чести человека, признающего свою неправоту, произвели столь же сильное впечатление, как и напоминание о том, что отказ видеть Бобби своим боевым товарищем означает его казнь. Убивать приходилось всем золотым из присутствующих, но брать на себя вынесение приговора — совсем другое.

Осталось двое, кто не поднял руки — Ёндже и Ёнгук. Взгляды устремились к ним.

— Я уже сказал, что моя научная объективность запрещает мне поддаваться импульсам и вносить в ход фатума свою лепту. Мой детерминизм вам не поколебать, — повторил свою точку зрения химик Ю, откинувшись на спинку стула поудобнее. Оставался только предводитель золотых, Бан Ёнгук. Он поднялся и, кивнув Хосоку, уступившему ораторское место, встал возле Бобби.

— Как и положено адвокату, я сначала задам вопросы, с вашего позволения, — расплылся своей фирменной улыбкой до самых дёсен главарь. — Скажи мне, Чживон, почему ты передумал быть наёмником?

— Я не передумывал. То есть… я прошу простить меня, я не силён в красноречии, и буду объяснять, как смогу.

— Как же ты без красноречия девушек клеил? — раздалось из зала.

— Джеро! — шикнули на кого-то в темноте.

— Я продолжу? — пытаясь сдерживаться, всё же рассердился Бобби, но осознавал, что иного отношения быть не могло.

— Господа, давайте не будем пинать лежачего, лады? — окинул Ёнгук взором своё воинство. — Образуйте тишину, мы ж с вами приличные люди, чего вы, ёб вашу мать? Да, пожалуйста, — вернулся он к Чживону. — Мы слушаем.

— Повторите вопрос, — хмыкнул Чживон.

— Не выёбывайся, продолжай.

— Охренительный суд, — вздохнул парень.

— Каково удилище — таково и судилище, — пожал плечами Ёнгук, поворачиваясь к Хосоку и Ёндже: — Я мечтаю о Квон Джиёне на этом стуле… Ладно, Чживон, ближе к делу, чего тебя озарило-то бросить плохие дела?

— Да не озаряло меня! Меня тяготило давление старейшин Утёса и шаманов. В принципе, когда берёшься за продолжительное дело, на несколько месяцев, то это сносно, пока выполняешь задание, то живёшь привольно, но когда задания исполняются быстро, и ты вечно завязан на возвращение в Тибет, где берёшь новое, отчитываешься, чувствуешь наблюдение за собой… Это не очень приятно, но ничего, жить было можно. Но после аварии… я не мог быть больше наёмником. Меня бы там уничтожили, за то, что стал калекой, за то, что провалил задание, за то, что обманул всех, прикинувшись мёртвым и не оповестив старейшин. Мне не было пути назад.

— А если бы был — ты бы вернулся?

— Сразу — да, но не после, когда прошло время. Когда вы, и господин Ёндже, вернули мне руку — я уже был далёк от желания возвращаться. У меня были и другие желания…

— Напомню, если кто в танке, — приподнялся Хоуп, — у Чживона есть невеста, девушка, с которой они друг друга любят.

— Моё личное обязательно тут обсуждать? — вспыхнул он.