У будущей тёщи звонит телефон, и я выдыхаю. Отвлечётся, не будет меня взглядом сверлить.
— Подержим сухой, не переживайте, — бросает мне холодно. — Привет, Наташенька! — тон её становится весьма дружелюбным. — Как твои дела?.. Ой… Надо же! Не повезло твоему сыну, понимаю. Моя тоже с парнем разошлась… С Костей, ага. И не спрашивай почему. Говорить о таком стыдно… Слушай, Наташ, а что мы теряемся? Давай наших деток познакомим? Глядишь, они поженятся, а мы с тобой породнимся.
Сука! Меня в один момент накрывает яростью. Рука вздрагивает, и инструмент ещё раз падает. Удар приходится в то же место — под глаз.
— Падла! — ору.
— Всё в порядке? — маман булочки отвлекается от телефонного разговора.
— Нет, не в порядке! — я вылезаю из-под раковины, встаю и смотрю на неё.
Чую — взгляд у меня тот ещё… Ничего с собой сделать не могу. Ревность и злость смешиваются в равных пропорциях — коктейль из эмоций. Я нестабилен, и этому есть веская причина, но матери булочки не объяснишь. Сказать при звере, что его истинную хотят выдать замуж за чужого мужика — это комбо-вомбо просто!
— В чём дело? — мама Дины гнёт бровь.
— Почему вы решаете, с кем будет Диана?! — меня несёт. — Она взрослая девочка, может сделать выбор самостоятельно! — рычу.
— Что и требовалось доказать, — кладёт смартфон на стол экраном вверх.
Пару минут назад у неё звонил будильник… А я дятел! Развела меня маман красиво.
— Поговорим? — я беру стул, сажусь напротив неё.
— Поговорим, — соглашается. — Так понимаю, ты не сантехник, а моя дочь вчера в подъезде не велосипеды смотрела, — мама булочки держит осанку. — Меня зовут Татьяна Алексеевна. А тебя как?
Блин! Представлюсь Мёдом и уйду в ещё больший минус по очкам у будущей тёщи. Я всё ещё надеюсь жениться на Дине, да.
— Марк, — выдаю имя, которым меня назвала Машка.
— М-м-угу… Звучит благородно. Сколько тебе лет, Марк?
Если бы я знал!
— Двадцать… шесть, — с потолка практически цифру беру.
Чувствую я себя десятилетним пацаном, которого валит на уроке злая училка.
— Учишься, работаешь? — маман продолжает допрос.
— Работаю.
— Где? Кем?
— Пока не хочу говорить. Только устроился, боюсь сглазить, — не вру, но пыль в глаза пустить пытаюсь.
— Оригинально! Ладно, допустим, — Татьяна Алексеевна щурится, разглядывает меня. — А родители у нас кто?
Чем дальше в лес, тем хреновее вопросы. Для меня. Я ни черта о себе не помню, но ведь вспомню, и если мои ответы разойдутся с оригиналом… Вот веселуха будет!
И тут в моей памяти всплывает Иваныч. Мы похожи… Это, безусловно, безумие, но я решаюсь:
— Мой отец — депутат местной думы, — выдаю, а потроха трясутся.
Я вовремя затыкаюсь — не называю имя придуманного отца и молюсь, чтобы тёща не спросила. Потому что Иваныч ухлёстывает за Мариной, а она с мамой булочки какая-никакая, но родня. Если что, эта ложь вылезет мне боком — врагу не пожелаешь. Санта-Барбара курит в сторонке.
Мама булочки не задаёт больше вопросов. Она встаёт, идёт к раковине и заглядывает под неё:
— Для мажора ты слишком рукастый, — заявляет строго.
Не поверила. И правильно сделала. Правды я сказал мало.
— Татьяна Алексеевна, я настроен серьёзно. Хочу жениться на Диане, — пытаюсь быть честным.
— Прекрасное желание, — она возвращается за стол. — Судя по поведению моей дочери, ты её сильно зацепил. И я понимаю почему. От тебя буквально фонит настоящим мужчиной. Я сама когда-то была юной и влюблённой. Но! — поднимает вверх указательный палец. — Моей маме не удалось уберечь меня от ошибки.
— Считаете, что я не достоин вашей дочери? — я снова начинаю закипать.
— Если бы я так считала, ты бы тут не сидел, — тарабанит маникюром по столешнице. — Я просто хочу быть уверена, что Диана не будет впахивать на двух работах, пока её муж лежит на диване.
Хорошая мать желает своему ребёнку только самого лучшего. Винить Татьяну Алексеевну не в чем. Если бы ко мне припёрся амнезийный женишок дочери, который ещё и сочиняет на ходу факты собственной биографии, я бы ни хрена не обрадовался. Со мной ещё по-доброму поговорили…
Федя обрывает мне мобильный — я задержался. Пора валить зарабатывать — доказывать, что я могу обеспечить мою сладкую булочку. На этом, собственно мы с Татьяной Алексеевной и прощаемся.
Я выхожу из квартиры со странным чувством — вроде поговорили и всё понятно, но ни хрена не понятно на самом деле. Есть ощущение, что я занимаюсь какой-то хренью невероятной. Я не хочу вспоминать собственное прошлое, а причина одна — страх. Мне упорно кажется, что там есть что-то, что оттолкнёт от меня не только маму моей булочки, но и её саму.
Но, с другой стороны, в той жизни, которую я не помню, наверняка есть всё, чтобы решить львиную долю навалившихся на меня проблем. Вряд ли я дожил до своих лет и ничего не имею.
В башке вакуум.
Я спускаюсь в лифте, голова трещит. Ничего я сам не вспомню. Нужен кто-то, кто расскажет — кем я был до того, как меня изрешетили пулями. И этим человеком может быть Машка…
Как же не хочется брать её за жабры! А надо.
— Федь, продиктуй телефон Марины, пожалуйста, — я сажусь в грузовичок.
— На черта? — конюх лупает глазами.