Мед

— У Иваныча спроси, — ворчит мой мишка. — Нарядил меня, как на парад, и посадил в кухне. Сказал, если выйду, он мне ногу сломает…

— Жёстко.

— Я таблетку Тамарину прожевал, а она горькая. Хотел запить малиновым вареньем, и вот, — демонстрирует кляксу на белоснежной рубашке. — Батя меня убьёт.

— А я детям подгузники меняла… — показываю последствия в виде пятна на юбке. — Если мама увидит — мне кранты.

— Ты почти оттёрла. Давай феном теперь, — достаёт из шкафчика электроприбор, втыкает вилку в розетку.

Боже, как он громко воет!

— Вырубай! — машу руками. — Нас спалят!

— Ч-чёрт…

Мы замираем, смотрим друг другу в глаза и… ржём. Но тихо.

— Они явно что-то задумали, — я утыкаюсь носом в воротник смокинга.

— К гадалке не ходи, — соглашается Марк. — Пятнадцать минут до полуночи, булочка. Как думаешь, успеем?

— Успеем что? — я поднимаю голову и смотрю в медовые глаза.

Да он с ума сошёл!

Не успеваю ничего сказать, меня сносит медвежьим напором к стене. Я замираю в сильных лапах — Марк держит, словно в тисках. Рваться бесполезно. Это хорошо знакомое мне ощущение, от которого сносит крышу на раз-два.

Открываю рот, чтобы хотя бы попытаться вразумить этого ненормального, а он пользуется моментом и целует меня. «Молчать, булочка!» — говорит его бешеный поцелуй, пробирающий до дна души.

Каблуки — заразы! Я цепляюсь за шею Марка, пытаясь устоять. Хватаюсь за воротник смокинга и задыхаюсь от ощущений скользящих по шее горячих губ.

Послушно раскрываю губы, позволяя ему целовать меня, как он хочет. Я — добыча зверя. И сейчас мне будет хорошо…

Сейчас мне глубоко пофиг, что будет с платьем, что скажет мама. А с платьем будет, и мама обязательно скажет… Я с огромным обезумевшим зверем в маленькой ванной. Творится безумие!

С полочек летят тюбики с кремами и зубные щётки, а я, забыв обо всём, всхлипываю. Как молчать, когда тебе лезут под юбку наглые ручищи?! А их хозяин — секс в чистом виде.

Марк разрывает поцелуй и прижимает широкую ладонь к моим губам:

— Тише, девочка…

Мой разум на мгновение включается.

— Я тебя убью! — обещаю, оторвав лапу мишки от своего рта.

— Да ты что?! — похотливый хищный оскал убивает последнюю надежду на спасение.

Лапа Марка снова у меня между ног. Хватая воздух ртом, я вздрагиваю от электрического разряда, прошившего тело, а он отодвигает узкую полоску трусиков, и крупные пальцы ныряют внутрь.

— Точно убью… — вопреки обещанию прижимаюсь теснее к моему мишке.

— Вот врушка, — мишка трахает меня пальцами, доводя до безумия. — Течёшь вся… убийца медведей.

Он знает, как сделать так, чтобы я не то что убить — слова пискнуть против не могла. И я уже не соображаю, да… В здравом уме я бы никогда за несколько минут до Нового года, когда нас ждут гости, не дёрнула бы пуговицы на его рубашке… Да так, чтобы выдрать их с корнем, заставив разлететься по ванной.

Но мне так нужно сейчас, так необходимо чувствовать тело моего мужчины. Трогать, прикасаться, целовать, кусать. Беспомощная добыча входит во вкус — забывает, что её уже добыли и надо быть паинькой…

Моя ладошка скользит по крепким кубикам на животе мишки, по дорожке из жёстких тёмных волос к молнии на его брюках. Руки от нетерпения дрожат, внизу тоже всё дрожит и сладко сжимается, требуя внимания.

— Десять минут до Нового года… — хрипит мне на ухо Марк, до лёгкой боли сжимая пальцами мои бёдра.

Я не хочу думать про время. Я вообще не хочу, а главное — не могу думать…

Освобождаю каменный член из брюк и, упираясь лбом в лоб моего мишки, смотрю вниз. Мне нравится, как смотрится в миниатюрном кулаке огромный напряжённый ствол с вздутыми венками.

Моё запястье оказывается в плену крупных пальцев — Марк забирает мою руку, подносит к губам и жадно облизывает метку на ладони. Это по-звериному дико, и заводит ещё сильнее.

Юбка где-то на талии, разодранные лямочки болтаются на плечах — немного помятая и много сумасшедшая принцесса. Всхлипнув, я принимаю в себя пульсирующий от возбуждения член. И всё летит к чёрту.

Мой мужчина сходу задаёт бешеный ритм, а я цепляюсь за него и полочки. Всё, что уцелело после первого «землетрясения», летит на пол. Я случайно задеваю вентиль крана, и в раковине с сумасшедшим напором хлещет вода…

Зеркало напротив нас отражает это безумие, и мне хватает нескольких секунд, чтобы понять… всё пропало. И я пропала. Выгибаюсь в руках Марка, плотно насаживаясь на член — кончаю с рыком, едва не раздирая ему плечи в кровь ногтями.

Мой медведь отпускает себя — его движения становятся рваными, дыхание сбивается, и он, не жалея мою причёску, собирает волосы пятернёй и тянет назад, вгрызаясь в мою шею поцелуем.

— А ну вылезайте оттуда, засранцы! — в дверь стучит моя мама. — Обалдели?! Две минуты до Нового года!

В затуманенных страстью медовых глазах моего мишки ещё не схлынувший кайф. Я, думаю, что выгляжу не лучше. А мамуля едва дверь не выносит…

Нам хана!

Спрыгиваю с раковины, на которой сидела, хватаю полотенце и пытаюсь быстро привести в порядок себя и Марка. Он одновременно со мной занимается тем же самым, но выходит у нас не очень. Видок — помочь нечем. А выходить надо.