Медаль за город Вашингтон

Именно тогда многие из нас начали протест – никто не хотел воевать ни за Вторую Реконструкцию, ни за другие бредовые идеи этого президента-ублюдка. Многих моих друзей схватили – кого сразу расстреляли, кто сидит и здесь, и на острове Райкерс, и в тюрьме у рынка Джефферсона. Мне, к счастью, удалось сбежать.

Вечером первого числа большая часть солдат погрузилась на корабли, которые должны были доставить их в Балтимор. А потом прилетели русские железные птицы и уничтожили эти корабли. Все, подчистую! Кто-то из солдат и команд кораблей сумел выплыть, но, как вы знаете, даже моряки редко умеют плавать, что уж говорить про нас, сухопутных вояк…

После этого те из солдат, кого оставили в городе, просто озверели. Ту ночь мы прозвали новой Варфоломеевской ночью – они врывались в квартиры и выволакивали молодежь, а иногда и людей постарше на улицу и волокли их в форты. Мы делали, что могли, но нас было слишком мало.

А с утра второго числа большая часть нью-йоркской полиции перешла на нашу сторону – ведь их детей точно так же хватали и ставили под ружье. А вчера к нам пришло известие о падении Вашингтона и распространении Второй Реконструкции на Нью-Джерси.

– Это что, правда? – изумленно воскликнул я.

– Чистая правда, мистер Пулитцер. После этого к нам наконец-то присоединился и мэр Купер.

Я хмыкнул – Эдвард Купер был известен своей осторожностью, если не сказать трусостью. И если он решился на такой шаг, то дела у правительства были совсем плохи. А мой визави продолжал:

– Он отменил все решения Хоара и объявил, что после случившегося Нью-Йорк не может более оставаться в составе САСШ. И переподчинил себе все воинские части, состоящие из жителей Нью-Йорка. Так что сегодня с утра мы наконец-то освободили город. Прошу прощения, что мы так поздно пришли к вам на помощь.

– Спасибо, что вы вообще пришли!

– Мистер Пулитцер, вас сейчас накормят. А потом мы очень бы хотели, чтобы вы написали всю правду про то, что с вами случилось. Кстати, «The Sun» напечатала сегодня с утра вашу бермудскую статью. А то, что вы напишете сегодня, выйдет у них спецвыпуском. Это нам обещал редактор, мистер Дэйна.

– Эта свинья Дэйна и выдал меня этим нелюдям, – с горечью сказал я.

– Не судите его строго. Если б он этого не сделал, то и сам оказался бы на вашем месте, как и вся его семья.

4 сентября (23 августа) 1878 года. Новый Орлеан, отель «Сент-Луис»

Полковник армии САСШ Джон Аластер Кинг, комендант Нового Орлеана

– Сэр, – запыхавшийся и запыленный вестовой отдал мне честь, а затем протянул мне запечатанный конверт. – Это передали вам с поста у Метери. Говорят, от майора Инграма.

– От этого предателя? – хмыкнул я. – Ну что ж, посмотрим, что он там написал…

Вообще-то Инграм был для меня до всех этих событий если не другом – все-таки он был моим подчиненным, и дружбой это назвать сложно, – но человеком, которого я уважал и считал подающим надежды офицером. Но не так давно мне стало известно, что он перешел на сторону конфедератов. И потерял в моих глазах все уважение.

Конечно, я подозревал, что в Мобил вошли цветные полки, которые решили там порезвиться. У меня произошло то же самое – и я не только самым жестоким образом прекратил это непотребство, но и приказал повесить всех, кто в нем участвовал. Конечно, приведший их подполковник Мерривезер попытался возмутиться, ссылаясь на приказ генерала Говарда. Но он добился лишь того, что ему и командирам его рот пришлось сменить место обитания.

Когда-то в отеле «Сент-Луис», или, как его называют креолы, «Сен-Луи», устраивались аукционы рабов, и зарешеченные помещения, где несчастные ожидали своей участи, как нельзя лучше подошли под временное обиталище для командиров этих нелюдей. А личный состав очутился в пустующем каменном здании с зарешеченными окнами, в котором некогда содержали вновь прибывших рабов – причем о двусмысленности ситуации я подумал уже после того, как они там оказались.

Местное население стало после этого относиться к нам намного лучше, чем раньше, но мы для них все равно были чужаками. Я помню, как мэр города Эдвард Пиллсбери спросил у меня, зачем мы ввели войска. Когда я ему сказал, что это было сделано исключительно для усмирения бунта, он ответил мне:

– Полковник, мы ведь даже и не думали бунтовать. После шестьдесят пятого года большинство из нас уже свыклись с идеей, что нам придется жить в САСШ – особенно после конца того ужаса, который у вас именовали Реконструкцией. И объявление Второй Реконструкции было для нас всех весьма неприятным сюрпризом. А ввод цветных батальонов – тем более.

– Но ведь некоторые из ваших людей отбыли в Гуантанамо, где вступили в некий Добровольческий корпус.

– Да, это так. Но большинство в городском совете, и тем более я, были против этого. Как бы то ни было, я могу пообещать, что мешать вам не буду. То же самое могу сказать и про городской совет.

– Помогать, наверное, тоже…

– Увы, именно так. Иначе и мы станем оккупантами в глазах горожан.