Медаль за город Вашингтон

Личный состав пытался отдыхать, развалившись прямо на полу грузовой кабины. Только Георгиев, налепив на один из иллюминаторов антенку от своего прибора, занимался делом, видимо, пытаясь предугадать возможную опасность. Я, Машка, Светка и Данка кое-как разместились в пилотской кабине, позади Симонова и Кристинки, которые вели самолет, сверяясь с разложенной на коленях картой атлантического побережья США. Карта была с русским шрифтом, из чего я сделал вывод, что это, похоже, еще одна «домашняя заготовка» неистовой Данки. В радиоэфире царила тишина, только с недавно покинутой нами базы Форт-Браунвуд на аварийной частоте придушенно бормотал заранее записанный на магнитофон голос пилота С-17А:

– Я борт 2200978… Аварийная ситуация… После посадки проблема с грузом… Они вырвались…

И далее все по новой. Мы эту запись врубили специально, для приманки. Раньше явятся – раньше подорвутся.

А наш полет довольно долго протекал без каких-либо проблем. Уже ближе к вечеру, когда мы подходили к побережью, Георгиев объявил:

– Похоже, нас облучают радаром из задней полусферы!

– Экая невидаль, – усмехнулся Симонов. – Мне интересно только, почему нас так поздно засекли?

– А здесь над побережьем сильно зараженная радиацией зона, – пояснила Данка. – Почти стокилометровая полоса отчуждения, где жить запрещено еще с дозимних времен. Патрулируется тяжелой техникой и автоматками, по границе – минные поля и те же автоматки. Они, видимо, думают, что если завалят нас здесь, то мы уже никуда не денемся…

Интересно, а какие у нас варианты? Я оглянулся по сторонам и, словно спохватившись, чуть не завыл от осознания собственного идиотизма. Парашюты, которые мы поснимали при высадке из С-17, так и остались лежать в сотнях километров от нас, на ВПП покинутого Форт-Браунвуда, даже на Симонове и Кристинке парашютов сейчас не было! Летчики, мля… Вот что значит – торопились… Хотя на предельно малой высоте нам от парашюта толку, как рыбе от зонтика. Нет, ну опять все выходит, как всегда! Мы все могем, особенно тогда, когда не надо… Нет, точно не ту страну назвали Гондурасом, ей-богу… Опять впереди замаячила перспектива героической драки до последнего патрона (при том, что боеприпасов у нас не густо) с молодецким воплем: «Руския ни здаюца! Зюй-на-на!»…

Между тем неистовая Данка, высказавшись о наших невеселых перспективах, спокойно открыла свой навороченный электронный кейс и, нацепив наушники, начала вызывать кого-то, похоже, на какой-то заранее оговоренной радиочастоте. Снова-здорово…

Симонов, глядя на эти ее манипуляции, только присвистнул, – ведь был строжайший приказ о радиомолчании…

А минут через десять в отдалении, позади нас долбанул довольно сильный взрыв. Дождались… Пришла беда – отворяй ворота…

«Геркулес» чувствительно тряхнуло. Личный состав приглушенно заматерился, слышно было, как Алан Киквидзе, приложившись головой о борт, ругается в полный голос на своем кавказском наречии.

– Серый, это что? – крикнул я Георгиеву.

– Похоже, ракета «воздух – воздух» с истребителя, но сам истребитель, видимо, очень далеко, я его на приборе не вижу, – доложил Георгиев.

Ну так это понятно, нынешние ракеты такого класса, вроде AMRAAMа, лупят километров на сто, где уж нам, убогим, носитель-то разглядеть…

Симонов бросил машину резко вниз, но едва он это сделал, как за бортом долбануло еще раз, на сей раз нас тряхнуло так сильно, что я подумал было о прямом попадании. Но нет, оказалось, что самолет все-таки не развалился и летел, правда, с сильным правым креном.

– Попал-таки, сволочь, – сказал Симонов сквозь зубы и кивнул на стекло пилотской кабины. Я глянул и обмер – левый подвесной подкрыльный бак начисто сдуло с крепления, крайний левый двигатель встал, а за ближним левым двигателем тянулся дымно-коптящий след. При этом на горизонте маячили скелеты каких-то высотных зданий, то есть шансов на вынужденную посадку оставалось все меньше.

– Хрен мы теперь до Кубы дотянем, – констатировал Симонов и добавил: – А если жогнут еще раз, то нам всем точно кранты!

– Это что за город? – поинтересовался я, имея в виду урбанистический пейзаж за стеклами кабины.

– Это Хьюстон, мать его, – констатировал Симонов. – Хоть до побережья долетели….

Н-да, как говорится – Хьюстон, у нас проблемы…

Но ни новых ракет, ни новых взрывов не последовало. Видимо, даже пилоты местных ВВС не очень-то рисковали соваться в считавшуюся зараженной зону. Как позже выяснилось, у них были на сей счет четкие инструкции…

А наш С-130 тянул над самыми деревьями и дырявыми крышами заброшенных одноэтажных домишек здешней окраинной застройки. Данка, нацепив наушники, вела с кем-то явно кодированный радиодиалог, смысл которого со стороны было почти невозможно понять.

Потом она наконец оторвалась от своего разговора и, ткнув в карту, приказала Симонову:

– Садись вот здесь! Дотянем?

– Дотянем, – согласился тот, слегка разворачивая аппарат.

Я глянул в карту. Место, куда ткнула пальцем Данка, похоже, называлось «аэропорт Эллингтон». В наше время – явно и неизбежно заброшенный.