Медаль "За взятие Берлина"

Открыл калитку и зашел внутрь. Пес успокоился сразу, как ушли те обритые и внимательно смотрел на Ивана Петровича. А он подошел к могиле. Поправил надгробие, аккуратно разложил венки. Затем глянул на табличку и ноги подогнулись. Он сел прямо на землю. С фото смотрел молодой парень.

"Тридцать пять лет. Как и моему сыну… было". Горечь подступила к горлу.

В руку ткнулась влажная морда. Пёс положил голову на колено Ивана Петровича и тяжело вздохнул. Ветеран потрепал кудрявую морду.

— Я понимаю тебя, дружище. Сам тоскую по своим.

Эрдель скульнул и закрыл глаза. Старик погладил его и подтянул выпавший пакет.

— Вот, — достал он печенье и хлеб, — поешь.

Пёс поднялся, понюхал предложенные угощения и внимательно посмотрел на старика.

— Ешь-ешь, — улыбнулся Иван Петрович, — после боя поесть обязательно надо.

Тот вильнул опущенным хвостом и склонился к еде.

"Отощал, бедняга. Но молодец. Как он защищал! Те и побоялись зайти. Издалека палкой тыкали. Вандалы. Ножи носят…".

— Ножи! — Воскликнул Иван Петрович. Он вспомнил, что ножи иногда называют — перо.

"А эти говорили, что выкинули нож. В реку. И что милиция ничего не найдёт. А не они ли парня убили? Надо сообщить".

Он вынул телефон и нажал кнопку.

— Алло? — Отозвались на том конце. В волнении не заметил, что позвонил по последнему номеру.

— Иван Петрович, это вы? Что случилось? — Спросил его военком.

— Да, я. Я, это, Виктор Иванович. Я, наверно, знаю кто убил того милиционера. — Взволнованно заговорил старик, и глянул на табличку. — Стешова Павла Александровича, участкового.

— Вот так дела! Откуда?

— Я разговор слышал. Подошли бритоголовые парни к той могиле, у которой пёс сидел. Один оговорился, что нож они выкинули в реку, а менты, то есть милиционеры ничего не найдут. Ещё пытались памятник ему разрушить.

— Так, понял. Я сейчас в милицию звоню по обычному телефону. Вспоминайте приметы пока. — Закричал он в трубку. — Ты сейчас где?

— Я ещё никуда не ушел.

— Ещё с кладбища не ушел? Секунду Петрович, — и что-то быстро стал говорить в другой телефон.

— Иван Петрович, приметы, какие приметы? — Вновь спросил он старика.

— Не помню. Татуировки есть. Наголо обритые.

— Мало-мало. — Он на немного прервался, что-то говоря по-другому телефону, затем спросил:

— Петрович, ты видел, куда они пошли?

— В сторону карьера, по-моему… — Иван Петрович вышел на дорожку и посмотрел в ту сторону, куда скрылись трое бритоголовых. — Точно в карьер пошли.

— Ладно, я уже сообщил. Милиция выезжает. Я и сам сейчас подъеду.

— Я могу проследить, они не так далеко ушли. — Предложил ветеран.

— Нет-нет, ни в коем случае! — Обеспокоенно заговорил военком, но Иван Петрович отключил телефон.

"Каковы сволочи? Ходят безнаказанно. Убили хорошего парня, а у него наверно дети маленькие…".

Он решительно двинулся в сторону карьера. В след ему внимательно смотрел эрдельтерьер.

Иван Петрович шел быстро. До карьера своим шагом он потратил всего десять минут. Ветеран вышел на песчаную дорогу и увидел тех бритоголовых парней. Они сидели на огромных валунах и пили пиво. Негодуя, старик направился к ним.

— За что вы убили Стешова Павла Александровича? — Громко спросил ветеран.

Те от неожиданности подскочили, но увидев перед собой только старика, успокоились.

— Чё? Ты чё, козел старый, офанарел? — У высокого глаза недобро сверкнули. — Какого Стешова?

— Участкового милиционера.

Бритоголовые переглянулись.

— Обер, я тебе язык обрежу. — Прошипел "Ганс".

— Не надо было на кладбище переться. — Огрызнулся тот.

Снова переглянувшись, начали обходить его, намереваясь окружить. Но Иван Петрович спокойно смотрел на "Ганса". Тот завел руку за спину и что-то достал.

Сверкнул клинок.

— Это кортик унтер-офицера, настоящий, немецкий. Не раз пил кровь унтерменшей, — оскалился бритоголовый, показав на ноже ненавистный знак, — сидел бы ты скелетон на кладбище, где тебе и место, был бы шанс ещё пожить, а теперь будешь убит как собака и зарыт тут, в карьере.

Иван Петрович с ненавистью смотрел на свастику. Перед глазами встало то пепелище от огромного сарая, сожженного карателями вместе со всеми жителями белорусской деревни.

В груди взорвался тайфун. Он снова был на той войне. А впереди враг.

Тяжелая трость молниеносно взлетела.

— Ас-с-у… — нож, сверкнув клинком, отлетел далеко в сторону, а "Ганс" отскочил, тряся отшибленной кистью.

Бам! Бритоголовый мордоворот справа откинулся с разбитым носом.

Хлесь! "Обер" завыл, держась за перебитую руку.

— Я, на фронте, таких как вы…

Тот, что назывался "Гансом" зарычал и метнулся вперед.

Силы в старости обманчивы. Три молодых подонка легко сбили с ног старика. Они начали пинать его. Жестоко. Что им до жизни старого человека, уже раз переступившим запретную грань? Тем более, что он свидетель их неосторожных слов.

Мелькнуло поджарое тело. Рык и клацанье мощных челюстей. Бритоголовые заорали. Метнулись в разные стороны, держась за укушенные места.

— Вот сука. Всё, убью, тварь!

"Ганс", щелкнул выкидушкой.

— Давайте вместе, парни. Нам нельзя оставлять свидетеля.