– При чем тут они? Лермонтова застрелили, Маяковский сам застрелился. Никто из них не сгорел.
– Ну что ж ты такая примитивная у меня? – с жалостью взглянул на Леру Щегол. – Речь идет о внутреннем огне, а не о газовой конфорке. У твоего мужа сердце болело с каждым годом все больше и больше. Он жаловался на жар в груди, на вечную боль, постоянно метался, так?
– Ну… да. И что? Он был нытиком и все время требовал внимания, такой уж у него был характер.
– Нет. Ему действительно становилось все хуже. Пламя пожирало его изнутри. Так всегда бывает, никому не удалось с ним прожить долго. Когда я пришел к вам и увидел его, я сразу понял, что ему осталось всего ничего. Какие-то часы, от силы – день, два. Не знаю. Но самое главное, я увидел камень и сразу понял, что он ненастоящий. А это было очень плохо. Ему нельзя было снимать камень, он, как бы это сказать, оттягивал на себя часть жара, а когда ты сняла с него настоящий камень, пламя стало пожирать его с удвоенной силой. Вот почему он так мучился перед смертью, – осуждающе покачал головой Щегол. – В последние дни, когда я следил за вами, я всегда носил с собой шкатулку от камня, чтобы быть готовым. Я видел, что ему уже недолго осталось, надеялся как-нибудь вернуть камень. А когда я увидел, как он корчится от боли, там, в холле, я просто его пожалел и решил избавить от невыносимой муки. Треснул по голове какой-то штуковиной, что под руку подвернулась, а потом снял с него пламя прямо в шкатулку. Рисковал, конечно, потому что не знал, что из этого выйдет, без камня, но вроде получилось. Хотя камень лучше вернуть, и как можно быстрее.
– То есть ты все-таки убил моего мужа? – тихо, спокойно спросила Лера.
– Я не убил его, а избавил от страданий. Он бы и так умер, не в тот день, так на следующий. Дольше бы он не протянул. Просто умер бы в страданиях, лежа на полу, как собака. Ты-то сбежала, наплевав на него, – бросил ей презрительно Щегол.
– Хватит нести эту околесицу про пламя! Нашел идиотку! Ты просто хотел вернуть камень и поэтому убил его, все.
– Это не околесица, я рассказал тебе все как есть. Твой муженек был обычной заурядностью ровно до тех пор, пока не овладел пламенем, а точнее, пока оно не овладело им! Но человек не может долго жить с ним, чем ярче талант, тем быстрее сгорает человек. Твой муж и так долго протянул. Но дольше двадцати лет с ним бы не прожил никто, а, учитывая самочувствие Овечкина, он уже дышал на ладан. Так что я ему только помог! И это не выдумки! – зло, резко выкрикнул Щегол.
– Ладно, – не стала копать дальше Лера, сейчас для нее было главным не раскрыть убийство Володи, а избавиться от Олега. – Так ты поможешь мне с Олегом?
– А чего именно ты хочешь, вернуть камень?
– Да плевать мне на камень, я хочу избавиться от него! – не сдержалась Лера.
– То есть я должен помочь тебе избавиться от Олега? И каким образом? – невинно поинтересовался Щегол.
– Не знаю. Каким угодно, – резко ответила Лера.
– Ну давай подумаем, что тут можно сделать, – нахмурил лоб Щегол. – Первый вариант, простая уважительная просьба, скорее всего, отпадает по причине неэффективности.
Лера смотрела на Щегла с плохо скрываемым раздражением.
– Второй вариант. Пригрозить и набить морду. Отпадает, во‐первых, неизвестно, кто кому ее набьет, во‐вторых, он может заявить на меня в полицию. А неприятности с полицией мне не нужны. Что же еще можно придумать? – задумчиво барабанил пальцами по крышке рояля Щегол. – Убить его? Неужели ты хочешь, чтобы я его убил?
Щегол изобразил на лице благоговейный ужас.
– Извини, глупо было к тебе обращаться, – не поддалась на провокацию Лера. – Я забыла, с кем имею дело. Ты бываешь очень красноречив и убедителен, когда речь идет о твоих интересах, как, например, в нашу последнюю встречу, когда пытался убедить меня в своей любви и каких-то чувствах к дочери. А когда нам с дочерью, между прочим, она действительно твоя дочь, понадобилась помощь, ты тут же показал свое истинное лицо. Ты всегда был последней эгоистичной сволочью, – последнюю фразу Лера проговорила с холодным презрением.
Она ожидала чего-то подобного от Щегла, и все равно ей было мерзко и болезненно обидно, что когда-то она чуть не погубила свою жизнь из-за этого ничтожества.
– Да брось. Я всегда был готов ради тебя на все, и ты это знаешь, – быстро поменял тон Щегол, сделав его душевным и проникновенным.
– Я знаю, что ты едва не сделал из меня уличную девку, да, впрочем, и сделал! Чтобы заработать тебе на «дурь», я торговала собой!
– Брось, детка, ты просто раздвигала ноги перед экраном.
– Просто! – Лера вскочила с места. – Из-за тебя, сволочь, я могу теперь потерять все! А что сделал для меня ты? Подсадил на наркоту мою сестру! – Лера уже не владела собой.
– Кстати, как она?
– Уже никак, и не смей говорить о ней!
В комнате повисла тяжелая пауза.