— Ма! Ты к внучке хотя бы подошла бы, — произнесла Света. Она сама не хотела прикасаться к ребенку — боялась. Ей казалось, что дочь почувствовала, что ее решили отдать в приют, и теперь осуждает: пристально смотрит своими черными цыганскими глазами. Проклинает.
Нина Матвеевна чуть не задохнулась от возмущения. Еще на пороге, увидев чернявое лицо ребенка, она демонстративно отстранилась и больше к нему не подходила.
— Не внучка она мне! — буркнула женщина.
Девочка тем временем утихла сама. Выпив валерьянки, Нина Матвеевна решила сменить тон. Свою дочь она знала как облупленную: если Светка упрется, то убеждать ее бесполезно — все как о стену горох, поэтому важно внушить ей свой план под видом ее собственного.
— Доченька, — начала она елейным голосом, — ты же у меня такая красивая, такая молодая. Скажи, зачем тебе это? Ведь все еще можно исправить. Давай отдадим ребенка его родным, они уже сюда приходили.
— Кто приходил? Санчо?! — удивилась Светлана. Санчо она больше не любила, а тот свой дачный роман считала чудовищным недоразумением.
— Опять она за свое! — всплеснула руками мать. Нина Матвеевна расценила удивление дочери по-своему. — Когда же ты его наконец забудешь?! Нет, не он приходил, а две какие-то цыганки. Напугали меня до смерти! Отдай дитятку, говорят, несчастье у тебя будет. Сказали, что из-за тебя погиб их сын.
— Санчо погиб?! — переспросила Светлана. В ее голосе не было сожаления, лишь удивление, словно она узнала, что в июле выпал снег.
— Ну да. Под поезд попал, что ли. Я их прогнала, участковым пригрозила, а они меня ругать стали последними словами. Как только их поганые языки не отсохли от таких слов! Потом одна из них, та, что постарше, обернулась, стоит как вкопанная и смотрит на меня исподлобья, не мигая, а потом глаза в землю опустила и забормотала что-то по-своему, по-цыгански. Я им не сказала, где ты, и вообще не стала с ними разговаривать. Еще чего не хватало! А так — да по уму — хорошо бы отдать ребенка его цыганской родне.
— Виолетту лучше в детский дом определить, чем им, — произнесла Светлана. Она представила себе приходивших цыганок. Должно быть, это были двоюродная сестра и мать Санчо — Аза и Аделя. Аделя ее сразу невзлюбила, как только увидела. Точно так же, как мать описывает, посмотрела, не мигая, и что-то пробормотала, уставившись в землю. — Лучше в детский дом, чем в табор!