Но заартачились Гридни. Неслыханное, невообразимое дело. Эти две здоровенные, почти бессловесные оглобли решительно сказали мне «нет»! Сколько человек вышло из ворот, столько же и войдет, таково распоряжение Моти. Тогда я сам! Да катитесь вы в банное заведение! Плевать хотел, Лида, пойдем! Еще что-то я кричал, больше от изумления, никогда бы не подумал, что могу однажды получить отпор от марионеточных Феди-Кости. И в самом деле, я посчитал, в первые мгновения моего крика, будто позволено мне обойти их стороной, поступить по собственному произволу, ничего, и без охраны как-нибудь добежим, доберемся. Но наступили мгновенья вторые, вот тут я, наконец, уловил. Это было такое выражение лица, вернее, двух одинаковых лиц, что оторопь взяла меня. Никуда мы с Лидкой не пройдем. И никакой свободной воли в поступках у меня более нет. Если надо… Гридни поступят как надо. И это «надо» не представляло ничего хорошего. Сколько человек вышло, столько же назад войдет. Им было указано, и ничто и никто не смог бы переменить заданную программу, кроме одного существа на свете. Я отступил. Все равно, мне нужно было к нему. Все равно я собирался опрометью кинуться прямо к Моте, согласен был и на Петра Ивановича, засунув гордыню в карман, когда такое творится! «Энейбылпарубокмоторныйихлопецхотькудакозак!». Но с Лидой-то, с Лидой что делать? Оставить в доме Ульянихи? Тоже мне, непроходимый рубеж! Вернее было бы у Бабы-Яги. Только где взять дружественную Бабу-Ягу? Галка Шахворостова? Так у нее тоже ребенок. Куда, куда? Соображай скорее. Кривошапка? Ненадежно. Милиция сейчас ненадежно – летели камнепадом мысли в моей голове. Вера, Лабудур, дядя Слава, все были за недостижимой чугунной оградой. «Кудря» Вешкин? Хлипковат телесно, уж извините. Молотобоец Марков! Вот оно! Вот оно! Любимый муж поварихи Тонечки. Только, где его сыскать? А в ремонтных мастерских, у карьера, где добывают для Бубенца глину. Подсказал мне здравый разум.
– Пошли! – я потянул Лиду за собой, в отчаянном порыве, который не знает и не видит преград. Гридни, что поделаешь! заспешили следом.
Молотобойцу Маркову я обсказал ситуацию буквально в двух словах. Третье понадобилось уже в других целях – монументальных размеров хмурый кузнец, подхватив какую-то железную штуку, размерами напоминавшую тракторную ось, собрался без лишних рассуждений идти громить похитителей. Едва мне удалось втолковать, что наобум не стоит. Во-первых, мы не знаем, куда. А во-вторых, если бы знали, Глафире это мало поможет, но вот навредить – в полный рост. Порешили: Лида покуда побудет в мастерской, в обед, если я не вернусь к тому времени, кузнец отведет ее к себе домой, и тоже останется там, до моего прихода и до принятия какого-либо плана действий, глаз с нее не спустит, и пусть попробует любая тварь сунуться. Решали мы вдвоем, бедная моя Лида была на все согласна, она уже и рыдать не могла, только твердила: спасите, спасите! Медлить, действительно, было нельзя. Все устроится, непременно, устроится – и я бросился бежать, через поле на пологий открытый холм, сколько тут может быть, километра два, не больше? За моей спиной размеренно ухало: бух-бух, бух-бух, это не отставали Гридни, ощущение – будто два голема по пятам за грешником, мне отмщение и аз воздам! Только мне-то за что? Страшное это было уханье, как если бы я убегал от стихийного бедствия, хотя братья-то были призваны меня охранять – я более уже не сомневался в их скрытой силе, пусть даже не видел ее до сих пор в явлении. И не хотел бы увидеть. Отчего? Ответ лежал где-то на уровне отторгающего инстинкта.
Прохладный холл, скользкая, недавно промытая плитка, хлопнула дверь далеко позади меня. Направо? Налево? Где теперь помещается Мотя? Вот вопрос. Четвертая палата. Заперто. С каких это невозможных времен заперто? Да еще изнутри. Я стал ломиться в закрытую дверь. Барабанил долго, так, что если бы дело было в обычный мирный день, то до медвежьей болезни переполошил бы весь стационар, включая и служилый контингент. Откройте, откройте, уверен, что вы там! Вы еще не знаете! Случилось, случилось, ох, и случилось же! Откройте, я вам говорю!