Читаем Медея и ее дети полностью

Отсюда она и начала. Поздним вечером, когда весь дом уже спал, она стала читать ему стихи из последних:

Я подглядела, мой хранитель,как ты присматривал за мной.К обломку теплого гранитая прижималась головой,когда из Фрейдовых угодий,из темноты, из гущи сна,как сор на берег в половодье,волна меня в мой дом внесла,и, как в бетоне и в металлегнездятся пузыри пустот,в углу протяжно и овальнокрыла круглился поворот.Мне кажется, мой ангел плакал,прикрыв глаза свои рукой,над близости условным знаком,надо мной, и над тобой.

– Я думаю. Маша, это очень хорошие стихи. – Алик был искренне восхищен, в отличие от тех случаев, когда выражение одобрения считал семейной обязанностью.

– Это правда, Алик. То есть стихи… да, это не метафора и не воображение. Это действительное присутствие…

– Ну, разумеется, Маша, иначе вообще ни о каком творчестве и речи быть не может. Это метафизическое пространство… – начал он, но она его перебила:

– Ах нет! Он приходит ко мне, как ты… Он научил меня летать и многому другому, чего нельзя пересказать, нельзя выразить словами. Ну вот, послушай:

Взгляни, как чайке труден лет –ее несовершенны крылья,как напряженно шею гнет,как унизительны усильясебя в волну не уронить,срывая с пены крохи пищи…Но как вместить, что каждый нищийполучит очи, и чело, и оперенное крыловзамен лохмотьев и медяшеки в горнем воздухе запляшетбез репетиций, набело…

Такое простенькое стихотворение, и как будто из него и не следует, что я летала, что я действительно там была, где полет естествен… как все…

– Ты хочешь сказать – галлюцинации, – встревожился Алик.

– Ах нет, какие галлюцинации! Как ты, как стол… реальность… Но немного иная. Объяснить не берусь. Я как Пуська. – Она погладила кошку. – Все знаю, все понимаю, но сказать не могу. Только она не страдает, а я страдаю.

– Но, Маша, я должен сказать тебе, что у тебя все получается. Отлично получается.

Он говорил мягко и спокойно, но был в крайнем замешательстве: «Шизофрения, маниакально-депрессивный психоз? Завтра позвоню Волобуеву, пусть разберется».

Волобуев, врач-психиатр, был приятелем его однокурсника, а в те времена еще не распалось цеховое содружество врачей, наследие лучших времен и лучших традиций.

А Маша все читала, уже не могла остановиться:

Когда меня переведетмой переводчик шестикрылыйи облекутся полной силоймои случайные слова,скажу я: «Отпускаешь нынеменя, в цвету моей гордыни,в одежде радужной грехов,в небесный дом, под отчий кров».

…Бутонов Машу все не отпускал. Трижды она ездила к нему в Расторгуево. Казалось, что взятая нота была так высока, что выше уже не подняться – сорвется голос, все сорвется… Только теперь, когда каждая встреча была как последняя, Бутонов признался себе, что Маша настолько затмила свой прообраз, полузабытую Розку, что он не мог даже вспомнить лица исчезнувшей наездницы, и уже не Маша казалась ему подобием Розки, а, наоборот, та мелькнувшая любовь была обещанием теперешней, и неминуемый отъезд усиливал страсть.

Тех двух-трех женщин, которые одновременно и необязательно присутствовали в его жизни, он забросил. Одна, даже несколько нужная по делу, секретарша из Спорткомитета, дала ему понять, что обижена его пренебрежением; вторая – клиентка, молодая балерина, для которой он делал исключение, поскольку массажный стол считал рабочей поверхностью, а не местом для удовольствий, отпала сама собой, переехав в Ригу. Нику он действительно не видел с декабря, они перезванивались несколько раз, выражали вежливое желание встретиться, но оба и шагу не делали.

У Бутонова вызревал очередной профессиональный кризис. Ему надоела спортивная медицина, однообразные травмы, с которыми он постоянно имел дело, и жестокие интриги, связанные с выездами за рубеж. Подоспело предложение: при Четвертом управлении организовывали реабилитационный центр, и Бутонов был одним из претендентов на заведование. Это сулило разные интересные возможности. Жена Оля, достигшая к тридцати пяти годам профессионального потолка, как это бывает у математиков, подталкивала Валерия: новое дело, современное оборудование, нельзя же всю жизнь по одним и тем же точкам пальцами двигать…

Перейти на страницу:

Все книги серии Эксклюзивная новая классика

Леонид обязательно умрет
Леонид обязательно умрет

Дмитрий Липскеров – писатель, драматург, обладающий безудержным воображением и безупречным чувством стиля. Автор более 25 прозаических произведений, среди которых романы «Сорок лет Чанчжоэ» (шорт-лист «Русского Букера», премия «Литературное наследие»), «Родичи», «Теория описавшегося мальчика», «Демоны в раю», «Пространство Готлиба», сборник рассказов «Мясо снегиря».Леонид обязательно умрет. Но перед этим он будет разговаривать с матерью, находясь еще в утробе, размышлять о мироздании и упорно выживать, несмотря на изначальное нежелание существовать. А старушка 82 лет от роду – полный кавалер ордена Славы и мастер спорта по стрельбе из арбалета – будет искать вечную молодость. А очень богатый, властный и почти бессмертный человек ради своей любви откажется от вечности.

Дмитрий Михайлович Липскеров

Современная русская и зарубежная проза
Понаехавшая
Понаехавшая

У каждого понаехавшего своя Москва.Моя Москва — это люди, с которыми свел меня этот безумный и прекрасный город. Они любят и оберегают меня, смыкают ладони над головой, когда идут дожди, водят по тайным тропам, о которых знают только местные, и никогда — приезжие.Моя книга — о маленьком кусочке той, оборотной, «понаехавшей» жизни, о которой, быть может, не догадываются жители больших городов. Об очень смешном и немного горьком кусочке, благодаря которому я состоялась как понаехавшая и как москвичка.В жизни всегда есть место подвигу. Один подвиг — решиться на эмиграцию. Второй — принять и полюбить свою новую родину такой, какая она есть, со всеми плюсами и минусами. И она тогда обязательно ответит вам взаимностью, обязательно.Ибо не приучена оставлять пустыми протянутые ладони и сердца.

Наринэ Юриковна Абгарян

Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги

Точка опоры
Точка опоры

В книгу включены четвертая часть известной тетралогия М. С. Шагинян «Семья Ульяновых» — «Четыре урока у Ленина» и роман в двух книгах А. Л. Коптелова «Точка опоры» — выдающиеся произведения советской литературы, посвященные жизни и деятельности В. И. Ленина.Два наших современника, два советских писателя - Мариэтта Шагинян и Афанасий Коптелов,- выходцы из разных слоев общества, люди с различным трудовым и житейским опытом, пройдя большой и сложный путь идейно-эстетических исканий, обратились, каждый по-своему, к ленинской теме, посвятив ей свои основные книги. Эта тема, говорила М.Шагинян, "для того, кто однажды прикоснулся к ней, уже не уходит из нашей творческой работы, она становится как бы темой жизни". Замысел создания произведений о Ленине был продиктован для обоих художников самой действительностью. Вокруг шли уже невиданно новые, невиданно сложные социальные процессы. И на решающих рубежах истории открывалась современникам сила, ясность революционной мысли В.И.Ленина, энергия его созидательной деятельности.Афанасий Коптелов - автор нескольких романов, посвященных жизни и деятельности В.И.Ленина. Пафос романа "Точка опоры" - в изображении страстной, непримиримой борьбы Владимира Ильича Ленина за создание марксистской партии в России. Писатель с подлинно исследовательской глубиной изучил события, факты, письма, документы, связанные с биографией В.И.Ленина, его революционной деятельностью, и создал яркий образ великого вождя революции, продолжателя учения К.Маркса в новых исторических условиях. В романе убедительно и ярко показаны не только организующая роль В.И.Ленина в подготовке издания "Искры", не только его неустанные заботы о связи редакции с русским рабочим движением, но и работа Владимира Ильича над статьями для "Искры", над проектом Программы партии, над книгой "Что делать?".

Афанасий Лазаревич Коптелов , Виль Владимирович Липатов , Дмитрий Громов , Иван Чебан , Кэти Тайерс , Рустам Карапетьян

Фантастика / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Cтихи, поэзия / Проза
первый раунд
первый раунд

Романтика каратэ времён Перестройки памятна многим кому за 30. Первая книга трилогии «Каратила» рассказывает о становлении бойца в небольшом городке на Северном Кавказе. Егор Андреев, простой СЂСѓСЃСЃРєРёР№ парень, живущий в непростом месте и в непростое время, с детства не отличался особыми физическими кондициями. Однако для новичка грубая сила не главное, главное — сила РґСѓС…а. Егор фанатично влюбляется в загадочное и запрещенное в Советском РЎРѕСЋР·е каратэ. РџСЂРѕР№дя жесточайший отбор в полуподпольную секцию, он начинает упорные тренировки, в результате которых постепенно меняется и физически и РґСѓС…овно, закаляясь в преодолении трудностей и в Р±РѕСЂСЊР±е с самим СЃРѕР±РѕР№. Каратэ дало ему РІСЃС': хороших учителей, верных друзей, уверенность в себе и способность с честью и достоинством выходить из тяжелых жизненных испытаний. Чем жили каратисты той славной СЌРїРѕС…и, как развивалось Движение, во что эволюционировал самурайский РґСѓС… фанатичных спортсменов — РІСЃС' это рассказывает человек, наблюдавший процесс изнутри. Р

Андрей Владимирович Поповский , Леонид Бабанский

Боевик / Детективы / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Боевики / Современная проза