Меделень

— Барыня, — сказал дед Георге, поднимая с земли платок госпожи Деляну, — у нас еще кое-кто остался дома.

* * *

Столовая была слишком просторна для молчания втроем за завтраком и обедом; и слишком велика была маленькая гостиная госпожи Деляну для послеобеденного молчания, когда за окном уже совсем стемнело.

— Спать, дети!

Ольгуца и Моника поцеловали ей руку. Госпожа Деляну не пошла их провожать. Они расстались в коридоре.

В комнате Дэнуца была сделана основательная уборка. Дверь со всеми атрибутами русско-японской войны была настежь распахнута. Запах скипидара от свеженатертых полов проникал в комнату девочек, щекоча им ноздри.

Перед тем как начать раздеваться, Ольгуца закрыла дверь. Моника села одетая на край постели, глядя вниз.

— А ты не ложишься спать? — спросила Ольгуца.

— Сейчас лягу.

И усталыми движениями она принялась снимать платье. Ольгуца нырнула в постель. Моника быстрее, чем всегда, прочитала молитву.

— Спокойной ночи, Ольгуца!

— Спокойной ночи, Моника!

Ольгуца задула свечу. Моника долго еще стояла между своей кроватью и кроватью Ольгуцы… Сдерживая дыхание, подошла к постели Ольгуцы.

— Что ты? — вздрогнула Ольгуца, почувствовав слезу на своей щеке.

— Ольгуца, — сказала Моника, прерывисто дыша, — я предала тебя… Я люблю Дэнуца.

— Еще бы. Ты ведь мой друг… И я его тоже люблю.

* * *

Отяжелевший от собственного комфорта, покрытый, словно каплями пота, круглыми фонарями, пахнущий кожей и дымом гаванских сигар, спальный вагон постанывал и поскрипывал, пробегая один километр за другим.

В глубине коридора кондуктор в сдвинутой на затылок фуражке и расстегнутом у ворота кителе, сидя в кресле, занимался какими-то подсчетами, то и дело слюня химический карандаш.

В маленьком купе — № 10–11 — господин Деляну играл в экарте со своим бухарестским собратом. Рядом, на столике, покачивалась бутылка шерри-бренди; два стакана с монограммой компании «Вагон-Ли» тоненько звенели, ударяясь друг о друга.

Перед купе, сидя на откидном стуле, Дэнуц смотрел в окно, прижимая лоб к холодному стеклу. Никто ему больше не говорил: «Иди спать, Дэнуц», или «Как? Ты еще не лег?», хотя давно уже наступил час, когда «дети должны ложиться спать».

— Тут, брат, трудно выиграть!

Стук колес и мунтянский выговор партнера господина Деляну сопровождали мысли Дэнуца.

Паровоз пронзительно загудел. Поезд замедлил ход.

— Приехали, папа! — просиял Дэнуц, увидев у окна остановившегося вагона знакомое лицо господина Штефли.

— Что, брат, тебя клиенты и на вокзале поджидают?

— Да это один болван морочит мне голову!

Не выпуская из рук карты, господин Деляну поднял раму окна, у которого сидел Дэнуц, дал несколько коротких указаний господину Штефле и поспешил вернуться к игре. Потрясенный, господин Штефля остался стоять у окна. Дэнуц не находил себе места… Если бы это было в его силах, он отдал бы господину Штефле и котомку Ивана… Но он не знал что сказать! Прозвучал сигнал к отправлению.

В полном отчаянии Дэнуц вынул коробку с мятными конфетами и протянул господину Штефле. Тот взял ее и стоял, держа коробку в руках и с недоумением разглядывая ее… Поезд тронулся. Дэнуц, высунувшись из окна, долго махал платком начальнику станции, который, наконец опомнившись, бросился за поездом, чтобы вернуть коробку с конфетами.

Когда он скрылся из виду, Дэнуц снова уселся на откидной стул и заплакал, словно начальник станции был единственной и последней радостью за все время его горестного пути.

Какая-то дама, стоя в дверях соседнего купе, видела всю эту сцену. Она подошла к Дэнуцу с плиткой шоколада в руках.

— Как тебя зовут, мальчик?

— Дэнуц! — выдохнул он, поднимаясь со стула.

— Браво! Молодец мальчик! На тебя похож! — подмигнул господину Деляну его партнер, пальцем указывая на идиллическую сцену в коридоре.

…Три мысли мчались сквозь ночь за поездом, в поисках одного и того же путника.

IV. «ДЕД ГЕОРГЕ, ТЫ НЕ РАСКУРИШЬ ТРУБКУ?»

La tante Julie,
La tante Sophie,
La tante Melanie
Et l'oncle Leon…

[44]

— Ox, папа! Ты опять фальшивишь! — упрекнула отца Ольгуца, ероша ему волосы ладонью.

Господин Деляну, заглядывая через плечо Ольгуцы в ноты на пюпитре, хриплым баритоном напевал песенку, которую привез из Бухареста вместе со своей хрипотой. Ольгуца аккомпанировала ему на рояле.

— Видишь, папа, ты поешь: си-соль-ми-до, а надо си-ля-си-до. Послушай меня!

И она заиграла снова, насвистывая мелодию и отбивая такт ногой. Господин Деляну подпевал вполголоса, покачивая головой.

— Ну, папа, опять?! Что скажет мама?

Господин Деляну сделал испуганное лицо, как школьник, пойманный с невыученным уроком.

— Почему ты все время спотыкаешься на «дядюшке Леоне»?

— Тайна сия велика есть! — притворно вздохнул господин Деляну. — Я думаю, что тетушка Мелани подставляет мне ножку!

Ольгуца рассмеялась.

— Ох, папа! Если бы ты знал, кто такая тетушка Мелани, ты бы так не говорил!

— А ты откуда ее знаешь?