Ксиня послушно натянула рубашку и подошла к столу. По дороге она наступила босыми ногами на старый гвоздь. Ксиня села на стул и подняла ногу с интересом осматривая свежую ранку. Было странное ощущение. Наверное, это называется болью, но ей почему-то не было больно. Просто странно.
— Пей, — Черный кивнул на две миски. В одной была вода, в другой что-то мутное. Ксиня послушно выпила. Странная пустота в желудке исчезла. Все было странно: прикосновение к миске, глоток воды.
Они долго просидели в молчании. Черный думал о своем, жертва о своем. Единственным звуком был стук косточек о дерево. Колдун то морщился, то хмурился. Наконец, что-то буркнув, он ушел в дальнюю комнату и унес с собой маленькую свечку. Ксиня вновь осталась в темноте. И это тоже было странно.
Колдун улегся и задул свечу. Пальцы теребили косточки. Черный мысленно унесся куда-то далеко, гораздо дальше своей лачуги на болоте. Расклады раз за разом становились все туманнее, но все они крутились вокруг девчонки. Некоторые вопросы Черный боялся озвучить, даже мысль о них казалась бредовой. Н-Е-В-О-З-М-О-Ж-Н-О-Й.
Однако он признал — Ксиня очень стойкая жертва, с честью выдержала испытания и не сломалась. Не сошла с ума, не кричала, не хохотала. Два из трех. Но выдержит ли третье? Остался один день, а затем полнолуние.
Труп ребенка портился гораздо быстрее, чем того хотел Черный. Это могло сказаться на его дальнейшей судьбе. Хотя… какая разница? Дело колдуна — оживить мертвеца и получить награду.
Ксиня стояла около жилища, утопив пальцы ног в мокрую от дождя траву. Влага и сырость были чем-то новым, успокаивающим. Ксиня задрала голову и смотрела на небо. Тяжелые низкие облака несли осеннюю непогоду. По форме они напоминали что-то смутно знакомое. Какое-то заморское животное из далекого прошлого, где крутились разукрашенные люди, силачи и уродцы, а рядом стоял кто-то родной и добрый.
Черный вышел на порог. Он с интересом смотрел, как Ксиня заново пытается познать для себя смутно знакомые вещи. Ритуал не свел ее с ума, но наложил свой уникальный отпечаток. По крайней мере, она не пыталась есть жуков, чтобы понять какие они на вкус, а это уже хорошо.
— Эй, — окликнул старик, — иди-ка, собери грибов.
— Гри-и-бов?
— Грибов. Рядом с тобой, — кивком указал Черный.
Ксиня прошлепала по траве и подняла поганку.
— Другие, вон те.
Она воткнула поганку в землю, но гриб тут же согнулся и упал на землю. Ксиня подняла его и на этот раз воткнула сильнее — гриб сломался.
— Он. — она замерла, пытаясь подобрать нужное слово.
— Загублен, — подсказал старик, — сломан, мертв, испорчен.
— Мертв, — она выбрала слово и посмаковала на языке, — да. мертв.
— Ксиня, — прикрикнул Черный, — собери грибы.
Она разжала пальцы, и остатки гриба упали на траву. Спустя час, Ксиня вернулась в дом и притащила несколько подосиновиков, пару красных и один мухомор. Она отряхнула рубашку, подол которой использовала как самодельную корзинку, и села за стол. Черный мешал какое-то варево. Он бросил туда грибы, посыпал солью, положил камешки. Варево булькало и распространяло интересный аромат. Немного напоминало свежесть сырой травы, немного запах грибов, немного что-то еще. Запах понравился Ксине, и она некоторое время не сводила глаз с булькающей массы.
— Твои руки, — бросил Черный, не поворачиваясь, — что на них?
Ксиня посмотрела на пальцы.
— Я сделала мертвым что-то… прыгающее.
— Убила лягушку?
— Да., — она немного помолчала, словно изучая новое слово, — я сжимала ее, пока та не лопнула.
— Зачем? Хотела посмотреть, что внутри?
— Нет, — Ксиня задумалась. — Хотела понять, каково это… быть мертвым.
— Это когда ты не можешь быть собой и делать то, что хочется, — попытался пояснить старик. — Какая разница?
— Не знаю, — она пожала плечами. — Ты говорил, что убьешь меня. Я перестану быть собой?
— Да.
— А кем я стану?
— Никем, — резко каркнул старик, — трупом, смердящей дохлятиной.
— И я не смогу говорить?
— Ты ничего не сможешь!
Черный доварил массу и выложил ее в миску. Ксиня потянулась руками, но старик тут же стукнул ей по пальцам и протянул деревянную ложку.
— Потихоньку, — буркнул он.
— Ты многих делал мертвыми? — вдруг спросила Ксиня, почти доев свою порцию.
— Порядочно.
— А наоборот? Ты можешь сделать наоборот?
— Могу.
— Ты хочешь сделать мертвой меня и сделать, наоборот, с моим., — она попыталась подобрать слово.
— Да, — не выдержал Черный, — убить тебя и оживить младенца.
— А меня ты потом сможешь. о-жи-вить?
— Нет.
Расспросы утомили старика, он быстро убрал посуду и ушел в дальнюю комнату, оставив Ксиню раздумывать над понятиями жизни и смерти. Ему не хотелось обсуждать эту тему и уж тем более посвящать в нее девчонку. Но вечером, уже готовясь к последнему ритуалу, она вновь начала расспросы.
— А ты мог бы мне показать? — спросила Ксиня, смирно лежа на деревянной скамейке, к которой ее привязывал Черный.
— Что показать?
— Как оживлять?
— Зачем? Ты и так скоро сдохнешь.
— А если бы я не стала мертвой, ты бы научил меня?
— Нет, — зарычал старик и вернулся к столу, где в миске уже колыхалась студенистая жидкость.