Подходы к медиаэкологии значительно разнятся у медиаисследователей из Европы и Северной Америки. Североамериканский подход к медиаэкологии в духе Торонтской школы медиа Маршалла Маклюэна, Нейла Постмана и членов Ассоциации медиаэкологии тяготеет к аналитике массовой коммуникации, включающей изучение медиа как экосистем. Европейская версия медиаэкологии отвергает североамериканское представление о том, что экологию следует рассматривать исключительно как науку об изучении экосистем.109 Термин экология в среде европейских исследователей используется «потому что это один из самых выразительных терминов языка, который в настоящее время имеет отношение к массивной динамической взаимосвязи процессов и объектов, существ и вещей, моделей и материи, культуры, политики и искусства». Следуя идеям Феликса Гваттари, Грегори Бейтсона и Мануэля Де Ланда, европейская версия медиаэкологии, практикуемая, например, Мэтью Фюллером и Юсси Париккой, представляет собой материалистическую политическую перспективу изучения медиа как сложных динамических систем.110 Концепция Мэтью Фюллера – это особый подход к материальности, вовлечённой в создание режимов медиаэкологии. Медиаэкология понимается Фюллером посредством художественных активистских практик, которые прицельно работают с медиа, при этом материальность самих медиаобъектов «распыляется», производя дисперсное воздействие.111 Для Фюллера вопрос о доступности является главным в понимании взаимодействия различных режимов материальности. Доступность – это термин, который возник из экологической психологии Дж. Гибсона и обусловлен возможностями взаимодействия живых тел. Фюллер применяет эту концепцию более широко – как методологию для понимания различных практик в искусстве и экологии: «Подобно тому, как процессы мышления, бытия протекают в живых телах, в сложных искусно соединенных тканях, материализм требует, чтобы способность к деятельности, мышлению, чувственности и аффектации были возможны для каждого соединения, будь то органические или неорганические материи, сформированные тем, чем они являются, чем они связаны и измерениями соотношений вокруг».112 В этом смысле работу медиахудожника, будь то взаимодействие с животными телами, технологическими ассамбляжами, их комбинациями и отношениями, можно рассматривать как экологическое или даже экософское отображение потенциальных вселенных как в высказывания, так и в ощущениях.113
Во времена, когда консолидируются глобальные информационные сети, наблюдается взрывоподобный рост новых медиийных платформ и трансмедийных нарративов – медиаэкология становится необходимой. Сегодня появляется все больше медиаэкологических платформ в сети, например, такие проекты как Runme.org и Rekombinant . Или различные экологических инициативы, ремикшированые и представленные в медиасредах. В качестве примера можно привести работы группы YoHa (http:// yoha.co.uk). А также проекты в области биологического искусства, такие как The Digestive Table , работы активистских групп, таких как «Critical Art Ensemble», «Ye s Men» или «Wu Ming». Во всех этих примерах воспроизводится динамическая медиаэкология, включающая естественные, технические и информационные компоненты взаимодействия.
Медиархеолог Юсси Парикка в своих работах о природе, переосмысленной как медиа, рассматривает проекты EcoMedia (Harwood-Wright-Yokokoji) и Dead Media (Garnet Hertz),114 в которых медиаэкология предстает как исследование сложных преобразований, транзакций и переопределения природы как силы, из которой вытекает наше понимание медиа. Арт-проекты выступают в качестве катализаторов постчеловеческой перспективы для современных медиа, а естественные процессы используются для исследования идеи медиа как возможности действия, не субстанции, а процесса предоставления пространственных и временных отношений между людьми, вещами и другими субъектами. Тексты Парикки отображают отношения между медиаэкологией и медиаархеологией, а также вопрос о сложных темпоральностях, в которых функционируют медиа и экология.115