Медичи

Бедная Джованна, не спавшая всю ночь, опять начала надеяться и просила позволения послать известие Козимо, чтобы успокоить его относительно ее внезапного исчезновения. Маркиз дал ей уклончивый ответ, но решительно запретил писать во Флоренцию без его разрешения. Он хотел выждать.

Дальнейшим событиям скоро суждено было разрушить все надежды Джованны. Известие, что Монтесекко после строгого допроса, в котором он подробно изложил приготовления к заговору, был обезглавлен по решению синьории, сильно озлобило Джироламо, так как он усматривал личное оскорбление в казни находившегося у него на службе капитана и теперь сознавал полную невозможность примирения. В последующие дни стали приезжать гонцы из Рима с известием, что папа был преисполнен негодования позорной казнью архиепископа и арестом кардинала и решил принять самые строгие меры для наказания такого вторжения в права церкви. Скоро Джироламо получил приказание от его святейшества усиливать, на-сколько это возможно, свое войско и быть готовым к обороне Имолы, а самому немедленно явиться в Рим, чтобы получить распоряжения по неминуемому походу. Этим исключалась всякая возможность примирения, и попытка к нему навлекла бы гнев папы даже на любимца-племянника. К тому же графиня сообщала благоприятные известия из Милана, что там ни в коем случае не хотят допустить враждебных действий по отношению к папскому престолу. Следовательно, было полное основание надеяться на победу над одинокой Флорентийской республикой. Все колебания Джироламо исчезли бесследно, и ненависть к Флоренции и, в особенности, к Медичи возросла с полной силой. Он уже мечтал о покорении и присоединении к герцогству Романскому всей территории республики и обещал маркизу Маляспини управление Флоренцией, когда народное владычество будет свергнуто и «ядовитые пилюли Медичи», как он язвительно выражался, будут уничтожены окончательно.

Маляспини, тоже уверенный в свержении Лоренцо, сейчас же пошел к жене и с насмешкой сказал Джованне:

— Теперь пришло время, и можешь написать маленькому Козимо, чтобы он не изнывал в тревоге и не предавался безумной надежде породниться с Маляспини Фосдинуово. Скоро этот Лоренцо перестанет смотреть свысока на князей Италии, а с ним исчезнут и все мухи, пригретые сиянием его величия. Я тоже напишу Лоренцо, он узнает, как говорит аристократ с разбогатевшим банкиром, а мальчишка Козимо увидит разницу между дочерью Маляспини и каким-то Ручеллаи.

— Ради Бога, отец, — молвила Джованна, — неужели ты не сжалишься над своей дочерью? Ты сам разрешил избрать мне мое счастье. Ты знаешь, что я люблю Козимо, и всегда буду любить его.

— Не смей этого говорить! — с угрозой закричал Маляспини. — Политические соображения, неизбежные для такого рода, как наш, побудили меня, против моего желания и вопреки родовой гордости, дать согласие на этот брак, так как могущество Медичи казалось непоколебимым, и с ними надо было считаться, но теперь обстоятельства изменились, и блеск Медичи, распространившийся было на всю Италию, скоро померкнет. Я надеюсь, что и ты только по этой необходимости хотела снизойти до брака с Ручеллаи, но теперь ты свободна от оков, наложенных благоразумием, и я обещаю тебе мужа, более достойного тебя и твоего имени.

— Никогда, отец, никогда я не отдам мою руку никому, кроме Козимо. Ему принадлежит мое сердце, ему я поклялась в верности… Никогда не напишу я ему того, что противоречит моему чувству, и было бы ложью перед ним и перед Богом.

Она встала со слезами на глазах, но смело глядя на отца.

— Ты должна и будешь повиноваться! — со злостью вскричал Маляспини. — Этот Козимо никогда не будет твоим мужем. Выбирай между твоим упрямством и проклятием отца.

— Это не упрямство, отец, — возразила Джованна. — Приказывай мне что хочешь, и я буду повиноваться, но не требуй, чтобы я лгала тому, кого люблю и кого это смертельно огорчит. Спроси мою мать, пусть она решит, должна ли я слушаться такого приказания.

— Он утешится, — насмешливо сказал Маляспини, — и даже скорее утешится в потере любви, чем в потере положения, до которого добрался благодаря покровительству Медичи. Твоя же мать слишком хорошо знает свой долг относительно нашего рода, чтобы поддерживать тебя в твоем безумии.

— Выслушай меня, дитя мое, — заговорила маркиза. — Я понимаю, что ты страдаешь, но и отец прав. Неумолимая необходимость заставляет нас отказаться от брака, который может быть пагубным для нашего дома и нарушает наши обязанности перед церковью и Богом. Святой отец никогда не забудет и не простит, если Маляспини перейдут на сторону его врагов в минуту тяжелой борьбы… Довольно грустно уж и то, что твоя сестра, жена Содерини, должна быть на стороне Лоренцо.

— Совершенно верно! — воскликнул Маляспини. — Как видишь, твоя мать так же думает и чувствует, как я.