Медичи

— Вы сейчас разговаривали с графом Риарио?

— Да, — отвечал Торнабуони, оглядываясь, нет ли кого поблизости, — он желает восстановить согласие, и ручается, что папа пойдет на примирение… Он хочет пригласить Лоренцо приехать сюда и просил меня поддержать его приглашение… Может быть, он и прав — лично объясняться лучше, чем письменно…

— Нет, — горячо перебил его Аччауоли. — Этого нельзя допускать; будь Лоренцо здесь, в руках могучих и коварных врагов… мы больше не увидали бы его.

— Разве они решились бы? Ведь это вызов республике.

— Что значит республика без Лоренцо? Джулиано заменить его не может. Жизнь Лоренцо слишком драгоценна, чтобы рисковать ею, — он, наверное, погиб бы, а вместе с ним и республика.

Он нагнулся и что-то шепнул на ухо Торнабуони. Тот побледнел и с ужасом посмотрел на него.

— Да, да, — прошептал Аччауоли, — я отлично слышал, и ни к чему другому не могли относиться слова хитрого Джироламо. О, как бы они торжествовали, если бы им удался такой план! Лоренцо ни под каким видом не должен приезжать. Напишите ему.

— Обязательно! — содрогаясь, проговорил Торнабуони. — Боже, страшно подумать, что такое деяние замышляется при поддержке представителя Христа на земле!

— Не думаю, чтобы папа это знал, — возразил Аччауоли. — Он, может быть, и правда, склонен к личному объяснению, что было бы, конечно, хорошо для обеих сторон, но замысел графа Джироламо обойдется без папского благословения.

— Во всяком случае, и в Риме есть темницы, где странным образом умирают… Значит, вы согласны, что Лоренцо приезжать нельзя?

— Безусловно. Сегодня же ночью должен быть послан во Флоренцию курьер, чтобы он по возможности был раньше гонца Джироламо.

Аччауоли взял под руку Торнабуони, и они, разговаривая, вошли в зал. Пение закончилось, и Торнабуони направился к певцу выразить свой восторг и благодарность.

Джироламо и Франческо Пацци еще стояли в нише окна.

— Я ручаюсь за успех, — говорил Франческо, — если у вас здесь будет надежный человек, который не промахнется. Лоренцо будет устранен, а с Джулиано мы уж справимся, и Флоренция будет, наконец, избавлена от своих тиранов.

— И для вас чистый расчет, — смеясь, заметил Джироламо. — Я знаю, что вы влюблены в маркизу Джованну, которая по детской глупости предпочитает вам этого младенца Ручеллаи. Когда Медичи будут свергнуты, старик Маляспини, насколько я его знаю, вряд ли захочет отдать свою дочь за ничтожного мальчишку…

Злая радость блеснула в глазах Франческо.

— За презренного мальчишку, — добавил он, — так как, когда тираны будут свергнуты, ручаюсь, во Флоренции никого не останется из их отродья.

— Тем лучше, — сказал Джироламо, потирая руки. — Все гнездо надо разрушить, и тогда Маляспини, уже пожалевший, конечно, что породнился с Содерини через свою старшую дочь, очень обрадуется союзу с Пацци, а вы уж сумеете укротить строптивую и заставить ее забыть своего безбородого Козимо.

Франческо презрительно засмеялся и взглянул на Джованну, которая стояла, опираясь на руку Козимо, среди группы гостей, сияя от гордости и счастья и слушая комплименты, расточавшиеся ей со всех сторон.

Когда празднество окончилось, Торнабуони удалился с Аччауоли к себе в кабинет.

Они написали длинное письмо Лоренцо, и в ту же ночь гонец повез его во Флоренцию.

Во Флоренции жизнь текла спокойно.

Лоренцо де Медичи, наравне с государственными делами, не требующими по состоянию политики особых забот, занимался приготовлениями к постройке Поджо Каяно и других своих резиденций и предавался научным занятиям с учеными, среди которых выдающееся место занимал Полициано, воспитатель его младшего сына.

Прошел праздник Пасхи, и город готовился показать всю свою красу в зеленом наряде на предстоящих торжествах Троицы, для которых должны были съехаться многочисленные гости.

Молодой кардинал Рафаэлло Риарио, внучатый племянник папы, возвестил о своем приезде. Его дядя Джироламо, вступив во владение Имолой, должен был встретиться во Флоренции с племянником, назначенным в Перуджию, и архиепископ Франческо Сальвиати, занявший, наконец, свое место в Пизе, тоже хотел приехать приветствовать кардинала.

Гостеприимный дом Медичи готовился должным образом принять высоких представителей церкви и ставленников папы, а народ радовался, ожидая полного удовлетворения своей страсти к зрелищам.

В теплый весенний день Лоренцо поехал с немногими слугами в свое поместье Казаньоло.

Это было очень скромное имение, но редкостно красиво расположенное у склона Апеннинских гор и представляющее собой в это время года прелестную зеленеющую панораму. Лоренцо, осмотрев поля и виноградники, вернулся в прохладный дом и прошел в комнату, где висел портрет деда. Он стоял, задумавшись, у окна, и вдруг увидел всадника с несколькими слугами, въезжающего на гору по дороге из Имолы. Через несколько минут ему доложили, что капитан Монтесекко просит разрешения ему представиться. Лоренцо вспомнились предостережения Торнабуони, и ему пришла мысль о возможности какого-нибудь покушения, но он улыбнулся таким предположениям и велел просить посетителя.