Медичи. Крестные отцы Ренессанса

Хотя формально Рим оставался под папской юрисдикцией, сами понтифики (иногда их было несколько) в XIV веке предпочитали жить в Авиньоне или где-нибудь еще. Как мы видели, ситуация оставалась неопределенной до собора в Констанце (1414—1418), и лишь в 1420 году новый, всеми признанный папа Мартин V переехал из Флоренции в Рим, где отныне будет находиться официальная папская резиденция. Мартин V поселился на берегу Тибра, в замке Сан-Анджело, представлявшем собой изначально мавзолей императора Адриана (построен в 135 году до новой эры). Наследующие Мартину V понтифики принялись шаг за шагом наводить порядок среди совершенно распустившегося населения, и поговаривали, что со временем на зубчатых стенах Сан-Анджело начало болтаться столько повешенных преступников, что исходящая от разлагающихся трупов вонь не позволяла пользоваться мостом через Тибр. Многие из наиболее влиятельных кардиналов, переехавших вслед за папой в Рим, начали возводить себе дворцы, чем дальше, тем пышнее, нередко используя для строительства глыбы, варварски извлеченные из древних развалин. Семь холмов, на которых стоял древний город, давно покрылись виноградниками и садами, а на месте Форума все еще щипали траву коровы и козы; по традиции, сохранившейся с античных времен, промышленности в Риме не было. Благополучие города зависело теперь от пилигримов и туристов; на место разбойников и головорезов прежних времен пришли монахи в рубище и торговцы поддельной стариной, расставлявшие свои прилавки вдоль тех улиц, что пошире, — последние, в свою очередь, вытесняли лабиринты средневековых кварталов. Правда, все эти перемены в городском пейзаже происходили постепенно: в пору, когда в Риме жил — а было это в пятидесятые годы XV века — современник Козимо де Медичи поэт и философ Леон Альберти, он насчитал в городе более тысячи разрушенных церквей.

Победу Рима над Флоренцией в борьбе за право считаться центром итальянской культуры обычно связывают с завершением в 1498 году строительства великолепного, в ренессансном стиле, дворца (Cancelleria) кардинала Раффаэля Риарио, на которое хватило ночной — всего-навсего — выручки от игорного бизнеса. Население восставшего из пепла города, где изгнанник Пьеро де Медичи провел свои последние несчастные годы, за минувшее столетие удвоилось, достигнув пятидесяти тысяч — столько же жило и во Флоренции. Но за внешним блеском скрывалась, как всегда, повседневность. В многочисленных борделях, каждый из которых должен был платить налоги, оседавшие в папских сундуках, трудились семь тысяч проституток. Эти дома и их насельницы обслуживали местное священство и многочисленных визитеров из Европы (в результате чего «французская болезнь» начала достигать тех стран, где раньше была неведома). Ну а местный преступный мир, не уступающий по численности приезжим, всячески освобождал горожан от лишних денег — а то и хуже. Несмотря на борьбу за восстановление общественного порядка в городе, статистика убийств выглядела устрашающе — около ста в неделю; многих убийц ловили, однако только бедняки болтались на стенах Сан-Анджело. Как тонко заметил папа Александр VI, «Господь заинтересован не столько в смерти грешников, сколько в том, чтобы они могли платить за грехи и жить дальше».

Таков был город, в котором предстояло осесть второму сыну Лоренцо Великолепного, изгнанному из Флоренции кардиналу Джованни де Медичи. Упитанный, неглупый, но редкостно ленивый ребенок — воспитанник Полициано — вполне усвоил гедонистическую философию своего наставника и, несмотря на все усилия отца, не отступил от нее даже после того, как на него официально надели кардинальскую шапку. Молодой кардинал Джованни де Медичи исполнял роль, к которой его вполне могли подготовить несколько поколений назад. Козимо де Медичи понимал, что в один прекрасный день Флоренция устанет от Медичи, но позаботился о том, чтобы семью не забыли после того, как ее представители отправятся в изгнание: потому-то и строил дома и церкви. Но Козимо не сталкивался с вопросом, что в действительности может случиться с Медичи, если (или когда) они подвергнутся изгнанию; над этим пришлось задуматься его сыну Пьеро Подагрику и внуку Лоренцо Великолепному. Флоренция перестала быть их цитаделью, а с упадком банка Медичи они и на деньги — как на источник власти — не могли долее полагаться; в этих обстоятельствах оставалось лишь попытаться расширить зону влияния, отправиться в большой мир.

Было принято критически важное решение: отныне, вместо того чтобы служить церкви в качестве ее банкиров, Медичи будут проникать внутрь, припадая таким образом к намного более мощному источнику власти и богатства. Никаких письменных свидетельств не осталось, но из всего следует, что те разговоры, что вел на смертном одре отец со своим сыном и наследником, касались и этого предполагаемого стратегического сдвига.