Медичи. Крестные отцы Ренессанса

В попытке хоть как-то вывести Жана Гастона на люди его невестка принцесса Виоланта организовала несколько официальных приемов, на которых великий герцог должен был играть ведущую роль. Цель ее состояла в том, чтобы оторвать Жана Гастона от его ruspanti и ввести в цивилизованное общество. Остроумные, светские друзья принцессы, составляющие аристократический круг Флоренции, обмахиваясь веерами, с некоторой настороженностью смотрели, как великого герцога ведут к креслу во главе стола. К сожалению, в новом для себя обществе великий герцог почувствовал себя настолько неловко, что начал опрокидывать в себя один бокал за другим и в конце концов «расслабился» так, что повел себя, словно был в компании ruspanti. Парик его сбился на сторону, он выкрикивал какие-то ругательства, которые, к счастью, было почти невозможно разобрать. Конец социальному эксперименту, предпринятому принцессой Виолантой, положил следующий эпизод: в самый разгар застолья великий герцог обильно отрыгнул себе на салфетку половину только что отправленной в рот пищи и принялся вытирать рот развевающимися локонами своего напомаженного парика, не обращая внимания на скрип стульев и шелест платьев поспешно удаляющихся дам.

После того как Жан Гастон практически перестал подниматься с кровати, по Европе — что неудивительно — поползли слухи о его смерти. Дабы положить им конец, его сестра Анна Мария Луиза настояла на его появлении на скачках 1729 года в Порта аль Прато, приуроченных к Дню святого Иоанна Крестителя.

Приготовившись психологически к встрече со своими подданными, Жан Гастон с трудом поместил свое тучное, китообразное тело в экипаж, поджидавший его у входа в палаццо Питти, и тронулся через прилегающую к нему просторную площадь. Последовало то, чего можно было ожидать: на глазах у любопытствующих граждан, провожающих глазами удаляющийся экипаж, его пассажир то и дело высовывался в окно, изрыгая на улицу очередную порцию рвоты. Достигнув западных ворот, Жан Гастон немного оправился и вскоре, заняв в окружении сливок флорентийского общества почетное место на трибуне и с интересом наблюдая за скачками, принялся по привычке весело сквернословить. В конце концов он впал в глубокую дрему, и в палаццо Питти его пришлось переносить на носилках, — так что те из горожан, что вышли на улицы встретить его, имели возможность сами убедиться, что их постанывающий, распростертый на носилках великий герцог отнюдь не мертв, просто пребывает в бессознательном состоянии.

К этому времени уже стало вполне ясно, что наследника мужского пола в семье Медичи не будет. Кто же тогда может претендовать на титул великого герцога Тосканы? Сложившаяся ситуация таила в себе немалую опасность, и европейские державы отдавали себе в этом отчет. По окончании войны за испанское наследство европейские престолы, не имеющие бесспорного наследника, распределялись более или менее поровну между двумя крупнейшими королевскими домами континента: Бурбонами и Габсбургами. В 1731 году в Вене собралась международная конференция, которой предстояло решить, кто взойдет на тосканский престол после смерти Жана Гастона, каковая, судя по сообщениям дипломатов, была уже не за горами. На конференцию съехались представители Англии, Голландии, Испании и Савойи. Самого Жана Гастона не только не пригласили, но даже не сочли нужным посоветоваться по этому вопросу. В конце концов было решено, что во главе великого герцогства встанет пятнадцатилетний дон Карлос, уроженец Испании, из рода Бурбонов; ему следует как можно скорее направиться во Флоренцию, дабы обеспечить максимально гладкую процедуру передачи власти. Это решение было закреплено в Венском договоре.

Таким образом, Жана Гастона полностью лишили каких бы то ни было полномочий, хотя дон Карлоса для вида назначили опекуном и предложили подписать соответствующий документ, подтверждающий это. Судя по всему, Жан Гастон был вполне доволен таким оборотом дел и при подписании бумаг небрежно бросил: «Один росчерк пера — и у меня появился наследник. Я добился того, чего не смог добиться за тридцать четыре года семейной жизни».