Медитация. Двенадцать писем о самовоспитании

Во время этого и во время следующих упражнений этой второй группы мы можем в конце концов ощутить свое «Я», обретенное при исполнении первой группы упражнений, чем-то вроде чаши Грааля, которая наполняется сверху благороднейшим содержанием — самой кровью жизни Христовой. Не то чтобы мы вступали в общества Грааля и играли мыслями по поводу Грааля. Нет, мы внутренне обретаем переживание Грааля — вот что главное. «Я», как перевернутая чаша, может быть закрыто сверху и наподобие крышки накрыть других, находящихся внизу. Тогда это будет кесарь. Великий или ничтожный — зависит от одаренности. «Я» может открываться вверх и щедро расплескиваться вниз — тогда это будет ученик Христов. Иоанн Креститель стоял у врат нового: «Я» ощущало себя пустым, одиноким и жаждало жизненного содержания, и тогда пришел Христос и сказал: «Я есмь». И теперь мы принимаем в себя сущностное содержание этого «Я есмь». Это и есть переживание Грааля.

Совершенно ясно, что здесь и речи нет о «мистических» чувствах — в теперешнем смысле слова; мы говорим об основополагающем воспитании человека, столь необходимом ныне человечеству.

Первое, на чем следует остановиться, это сама основа божественного настроя, приведшая Христа на землю. Ибо только с Христом стоит жить на этой земле. Вместе с Христом мы ежедневно по собственной воле возвращаемся на землю, хотя порой она совсем нам не нравится. Деяние Христа есть отражение высочайшей воли самого Отца, стоящего за каждым земным событием. Божественной необходимостью было то, что Отец мира однажды позволил возникнуть миру, в котором мог выразить свою божественную волю и умение, помочь всей глубиною своей любви так, как это произошло на земле.

Но тот, кто хочет жить на земле, должен взять на себя ее судьбу. Так мы подходим к второй ступени внутреннего единения со Христом. Сначала мы направили свой взор на человека и пробудили в себе определенный мысленный настрой именно относительно человека. Ибо земля существует ради человека. Теперь же наш взгляд устремлен к миру, окружающему человека. Мы вступаем в земную историю. И слово, которое введет нас в этот мир, — мир (Friede). Как любовь вела и ведет нас к людям, так же и в мире нас облекает мир.

Однако христианский мир (согласие, лад) так же искажен, как и христианская «любовь», а значит, нуждается в очищении. То, как в нынешнем христианстве живут слова «любовь» и «мир», могло бы только оттолкнуть таких людей, как Ницше. Что есть истинный мир в духе Христовом, мы лучше всего можем постичь через образ бичевания. Это не средневековый монастырский «мир», уединяющийся от мира, но именно стояние в самом средоточии мирового зла. Не протестантский душевный мир, радеющий об искуплении собственных грехов, но восприятие судеб мира силою, даруемой свыше. А если смотреть шире на мировую историю, то за христианством виднеется и другое: и героическая бесчувственность стоиков, и сугубо духовное буддийское отсутствие желаний — все это далеко уступает образу героического христианства, живущего в бичевании.