Медитация. Двенадцать писем о самовоспитании

Как показывает Рудольф Штайнер, в средние века люди переживали терновый венец так, что в них пробуждалось воление: Я не склонюсь перед всеми издевательствами и насмешками мира! Я буду заступником святыни, которая мне доверена! Даже если останусь совершенно один, я не побоюсь постоять за самое святое, что у меня есть! Подлинная христианская святость индивидуальнее и активнее, чем полагают католики, когда они думают о «безгрешности»; она глубже и сокровеннее, чем представляется протестантам, когда они говорят о «выполнении долга». У каждого человека есть собственное высшее «Я», которому еще только предстоит низойти на землю. В этом высшем «Я» дремлют божественные откровения, которые это «Я» уже несет в себе, а над ним реют божественные откровения, которые оно еще может воспринять. С каждым человеческим «Я» в мир вступают особая божественная мысль, особая божественная миссия, особый божественный дар. Вот это и есть подлинная святость в духе Христовом — соблюдать верность высшему «Я» и жертвовать этим высшим «Я» ради земного развития. Не выдумывать себе какое-то «призвание», но найти ту божественную миссию, которая нам дана как божественная мысль, заложенная в высшем «Я». Не навязываться людям, но приносить себя в дар человечеству. Ясно, что речь идет не об исполнении заповедей и не об избежании грехов. Эта новая святость задушевнее и приватнее, но также героичнее и наступательнее. Та святость, какую мы видим у Христа. Он не говорил о ней словами, но воплощал в дела. Для Него существовала одна–единственная заповедь: «Сын Человеческий должен». Ничего не делать от Себя, но выполнять миссию, «данную Отцом».

Здесь мы погружаемся в глубины, где святость и мудрость — одно. Ведь в нашем высшем «Я» не внешнее знание, но божественная мудрость. Мысль Божия, каковою нам должно быть, — правильно понятая, она и есть наша последняя мудрость. Жизненное деяние, в какое желает претвориться эта Божия мысль, — вот наша подлинная святость.

И вновь, чтобы избавиться от всякой гордыни, могущей возникнуть от сознания себя Божиим посланником, мы смотрим на Христа, как Он стоит в терновом венце. Мы видим не только ужасные истязания, но и возвышенные слова Божий, обращенные к нам.

«Терние и волчцы произрастит она тебе», — прозвучало некогда в пророчестве о земле. Терние — символ земли с ее страданием и борьбой. Но из горящего тернового куста, из этого поля земного, полного борьбы и страданий, Иегова явил себя человеку. И в акте увенчания терновым венцом Христос подбирает терн с земли и сплетает его в новый царский венец. Земная мудрость рождается из земного страдания. Познать — значит выстрадать. Этот венец — символ человеческой царственности.

В древности видели над головою мудрецов небесное сияние, своими лучами достигающее звезд. Отсюда возник в незапамятные времена царский венец. Но человек утерял этот венец. Новый венец он должен сплести себе сам из земных терниев. Земная боль должна стать мудростью. Каждая отдельная боль обретет свое избавление, только когда целиком превратится в мудрость.

Я буду твердо стоять за все то, что дано мне в мире как святыня! Я не стану ждать в награду за это ничего, кроме терниев, но из терниев я сделаю венец! Я претворю всякую земную боль в человеческо–божественную мудрость! Новая наша святость выбирает не сияние, но терновый венец. Мы запечатлеваем в своей душе образ Христа, каким Он там стоит, и наше «Я» уподобляется Ему. Так высочайшая верность Богу соединяется с величайшей ясностью касательно земли.

Ныне медитация тернового венца особенно благотворна, ибо наше время обнаруживает особую склонность к земле и в ней ищет знаний. Эта человеческая, земная мудрость — в терновом венце. Наше отношение к жизни не видит на земле одни только страдания и не стремится к небу — напротив, оно претворяет земные страдания в венец. Наше мировоззрение не ищет одной только небесной мудрости и не пренебрегает землею — напротив, наша воля направлена в мир, она ищет и собирает божественную мудрость в страданиях земли. Такое христианство прочно стоит между Востоком и Западом — Востоком, который взыскует мудрости, избегая терниев земли, и Западом, который переживает земные тернии, не извлекая из них мудрости. Здесь опять-таки можно пить эту мудрость своим «Я» как некий напиток Грааля. Но при этом хорошо бы никогда в душе своей не терять из виду образ увенчанного тернием Христа.

В лекциях Рудольфа Штайнера рассказывается о том, что в средние века люди, переживая увенчание терновым венцом, действительно ощущали колющую боль в голове. Дело в том, что в древности откровения зодиака представлялись