Медитация и осознанность

В одном из монастырей, где я проходил обучение, мне довелось освоить одну чисто физическую технику медитации. Мы должны были заниматься исключительно этим упражнением в течение всего дня, день за днем, посвятив ему первые восемь недель нашего годичного обучения. Нам следовало встать прямо, затем лечь и снова встать. Эта техника называлась «распростер– тостью» — великолепный способ привести в гармонию тело, речь и сознание. Обычно упражнение выполняется на совершенно ровной поверхности — в этом случае ученику легче лечь, опираясь руками об пол, приведя тело полностью в горизонтальное положение. Чтобы еще более облегчить задачу, мы использовали два куска материи, которые подкладывали под руки, и они помогали с легкостью скользить по полу. Выполняя это движение, мы должны были повторять длинное тибетское стихотворение, местами напоминавшее скороговорку. При этом все стихотворение следовало читать наизусть и достаточно быстро, чтобы совпасть с физическим движением. Все это напоминало известное упражнение, при котором вам следует одновременно похлопывать себя по голове и одновременно поглаживать по животу круговыми движениями. Однако это было только начало.

В процессе выполнения упражнения нам следовало мысленно представить себе чрезвычайно сложную картину во всех подробностях. На ней было изображено множество людей, сидящих в различных позах, одетых в разную одежду, державших в руках разнообразные предметы. Мы должны были вспомнить и мысленно нарисовать перед собой все эти детали. При этом мы все время ложились, вставали и вновь ложились, повторяя все те же тибетские стихи. Таким способом тело, сознание и речь вскоре сливаются в неразрывное целое. По крайней мере, в теории. Однако во время обучения зачастую речь и тело действовали, как им следовало, почти автоматически, а вот сознание регулярно отключалось, и голову занимали мысли совсем о другом. Иногда мне вполне успешно удавалось мысленно нарисовать перед собой заданную картину, однако вскоре я замечал, что раз за разом повторяю какую-то тарабарщину, даже отдаленно не похожую на заданное стихотворение. А временами я, наоборот, был настолько сосредоточен на интеллектуальной части упражнения, что переставал обращать внимание на движения собственного тела и падал с размаху плашмя, что, надо признаться, оказывалось чрезвычайно болезненным.

Чем больше я занимался этим упражнением, тем яснее понимал его суть. Если соотношение сосредоточенности и расслабленности оказывалось правильным, это довольно трудное упражнение выполнялось легко, практически без усилий. Можно было ясно ощутить достаточный уровень вовлеченности тела, сознания и речи. Однако если правильного баланса достигнуть не удавалось, я оказывался не в состоянии выполнить одну или две части упражнения. В то время я был далек от того, чтобы выполнять упражнение с легкостью, напротив, я ощущал себя мухой, застрявшей в меду. Я старался приложить как можно больше усилий, но все было бесполезно, даже становилось еще хуже, и упражнение казалось еще тяжелее. Однако дни шли за днями, и я начинал понимать, как лучше управляться с собственным сознанием в течение каждого дня, где требуется приложить больше усилий, а где неплохо бы и расслабиться. Разум становился податливее, привыкая к новым для себя формам сосредоточения, и с каждым днем сопротивлялся все меньше. Разумеется, временами мои мысли невольно уплывали куда-то вдаль, однако мне становилось все проще отслеживать такие моменты и возвращать внимание к совершаемым движениям, произнесению необходимого текста и визуализации заданной картины. Я наблюдал в себе и другие перемены: я меньше думал

о результате и больше о том, как полностью оставаться в настоящем, осознавая каждое свое движение. Если вы сможете добиться подобного, занимаясь своими излюбленными упражнениями, вы не только убедитесь, что можете добиться лучших результатов, но и станете выполнять их с большей легкостью и удовольствием.