Отвечать я не стала. Уселась на землю и спрятала лицо в коленях. Пусть что хотят говорят, я-то знаю правду.
Слез не было. В глаза как песком сыпанули, они чесались и оставались сухими. Хотелось исчезнуть, стать маленькой-маленькой, меньше макового зернышка и затеряться в высокой траве. Или превратиться в дым, подняться в небо и развеяться среди облаков.
Все что угодно. Только бы не думать о случившемся. Забыть. Стереть из памяти.
Не получалось. Я смогла только отрешиться от происходящего, но перед глазами стоял улыбающийся Зареслав. Он звал замуж, но мы оба знали, уже тогда знали, что это не взаправду.
— Тоня, — чьи-то пальцы больно обхватили плечо и потрясли. Я подняла голову. Рядом стояла Яга.
— Тебе пора.
Кинув последний взгляд на тело князя, я пошла к ковру самолету. Врачи молчали, и даже Кирилл смотрел иначе, без обычного своего превосходства.
— Отвар Забвения дома выпьешь. Потерпишь?
Я кивнула. Мне было все равно, и заполошный стрекот сороки показался слишком громким и неуместным.
— Подожди!
Руки, протянутые, чтобы помочь забраться на повисший ковер, замерли. Яга, нахмурившись, поинтересовалась:
— Ты можешь задержаться? Поймали убийцу, просят прибыть, как свидетеля.
Я ничего не знала. Я не видела, кто выпустил ту стрелу. Но уехать просто так, все забыть, не убедившись, что виновник наказан, не имела права. Поэтому вместо ответа развернулась и пошла прочь от ковра, от людей из своего мира. Шла навстречу неизвестности, навстречу собственным страхам. Шла и понимала: Кромка так просто меня не отпустит.
8.4
Баба Яга улетела вместе с врачами, обещая нагнать позже, а меня усадили на коня позади воина. Ехать так оказалось не очень удобно, но свободных лошадей не было, даже телегу с телом князя тянули волы.
— Куда мы едем?
— В Тулим. Там, на Капище, дружинники ответят, почему не уберегли князя, а убийца выйдет на суд богов.
Больше я не спрашивала — возвращаться в недавнее прошлое не хотелось. Это так тяжело — вспоминать умерших, особенно если еще вчера они были живы, ходили, смеялись, шутили…
Душную серость дня разгоняли скрип телеги, фырканье лошадей да позвякивание сбруи и доспехов — мужчины не снимали кольчуг, словно ожидали нападения. А те, кто окружал князя, надевали шлемы. Так и ехали в полной выкладке. Я позже догадалась: почетный караул.
Баба Яга нагнала нас после обеда, который тоже прошел в тишине — переговаривались шепотом, да и костер разжигать не стали, перекусили хлебом и вяленой рыбой да запили все чистой водой.
Князя аккуратно переложили на ковер-самолет — дни стояли жаркие, надо было спешить. Летели высоко, так что снизу нас, наверное, принимали за крупную птицу. Придерживаясь за войлочный край, я бездумно смотрела на пасущихся на лугах коров, на возделанные поля, на ровные квадратики огородов, на ладные домики. Сверху все это казалось ненастоящим, игрушечным, каким-то… сказочным.
А ведь точно!
— Скажите, — повернулась к спутнице, — на Кромке есть молодильные яблоки?
Баба Яга приподняла нахмуренную бровь:
— Есть-то есть, да рано тебе молодиться. Постой-ка… никак о живой воде сейчас подумала?
Я кивнула. И услышала тяжелый вздох:
— Вода та только седмицу хранится, а потом превращается в обычную, родниковую. Хоть и вкусную, а толку с нее?
— А как же сказки?
— Ты, видимо, их плохо читала, — Баба Яга поправила на князе сбившееся от ветра покрывало и снова вздохнула: — В сказках погибшего героя сначала водой мертвой сбрызгивают, дабы раны затянулись, а по-вашему — консервируют тело, чтобы разлагаться не начало. К Живому-то ключу не один, не два дня добираться, да еще доберешься ли. А там еще семь замков отвори, на семь загадок ответь… да вернись, пока целебные свойства не иссякли.
— Мертвой, как я понимаю, в запасах тоже не имеется.
Баба Яга кивнула:
— Мертвый Родник на камнях Темных Горах дорогу себе проложил. За три года всего одна кружка набирается, да и от той уже ни капли не осталось. Чернобог на волю вырваться пытался, много тогда безвинных людей полегло, вот и пришлось кропить направо-налево, потому что рано еще их нити было обрываться.
— Значит, никак?
— Никак, — сказала как отрезала.
Оставшийся путь мы проделали в полной тишине.
Капище располагалось к югу от Тулима. Широкая дорога стрелой рассекала лес и упиралась прямо в похожую на блюдце поляну. По краю ее огораживал низкий, мне по пояс, частокол, а в центре полыхал костер.
В наступающих сумерках он кидал алые блики на огромных идолов, перед которыми, на деревянных подставках, стояли плошки с медом, зерном и молоком.
Ожидающий возле костра старик поклонился Бабе Яге. Его примеру последовали остальные — похоже, она пользовалась непререкаемым уважением. Коротко кивнув в ответ, та недовольно покачала головой:
— Уже темнеет. Скоро Хорс распряжет своих коней и тени осмелеют. Не время сейчас для суровых дел.
— Суд соберем на рассвете, Хранительница Врат, — не стал спорить старик. — А пока мы будем жечь огни, дабы не заблудилась душа князя в темноте, не сбилась с правильного пути.