Медиум

В его эмоциях громовым набатом загрохотал подавляющий волю страх. Страх перед смертью и неотвратимостью. Я вдруг ощутил, как затрепетала его жизнь, словно жалкий огонёк свечи перед открытым окном. Дунь чуть сильнее, и он погаснет. И я всеми фибрами души хотел, чтобы он потух, но у меня не получалось его задуть. Я израсходовал слишком большое количество Силы, и отчаянно посылаемые мной жалкие ее брызги уже не оказывали на Штырёва больше никакого воздействия. Быть может, если б у меня был полный запас, я сумел бы осуществить задуманное, но не сейчас…

Боров со вторым здоровяком подорвались и кинулись поднимать своего осевшего на задницу босса. Постепенно начало пропадать ощущение колеблющегося огонька, выправляясь к ровному уверенному сиянию, пока и вовсе бесследно не исчезло. Оказывается, вблизи я могу еще и чувствовать, когда человек находится при смерти…

— Ох… ренеть… — Штырь, повисший на руках своих подчиненных, если это слово вообще применимо в среде бандитов, хватался за сердце. — Как прих… ватило…

Несмотря на то что кризис уже миновал, Штырёв очень перетрусил, и состояние его все еще было далеким от нормального.

— Игнат Альбертович, с вами все в порядке?! — Голос Борова зазвенел от неподдельной тревоги, словно он переживал о больном отце.

Немного переведя дух, я слегка отстраненно про себя отметил, что этих двоих связывает нечто более глубокое, чем просто отношения главаря и подчиненного.

— Нет, Борень… ка, хреново мне… — сипло пропыхтел Штырь, — тащите наверх резче, поедем в больни… цу…

Пока парочка уводила внезапно прихворавшего босса, подсвечивая себе путь телефонными фонариками, четвертый подельник тупо метался, не понимая, что ему делать — то ли пойти вместе со всеми, то ли остаться и караулить меня здесь. Это замешательство не укрылось от одного из здоровяков.

— Вагон, никуда не рыпайся, сторожи фраера тут, мы скоро вернемся.

— Хорошо, Чиж, — отозвался тот, — понял.

Надо же… Чиж и Боров. Целый зоопарк тут подобрался…

— Просто кон… чите эту падлу… — подал голос бледный Штырь, пока его уводили отсюда.

— Все будет в лучшем виде, не переживайте… — окончание фразы затерялось где-то в недрах темных лабиринтов неизвестного подвала. И вот мы с Вагоном остались одни. Будь я проклят, если это не посланный мне высшими силами шанс.

Заметив мой пристальный взгляд, изучавший его с отстраненным и холодным интересом, как кошка обычно смотрит на трепыхающуюся под своей лапкой птичку, размышляя, стоит ли выпустить когти сейчас или еще немного поиграться с ней, уголовник занервничал.

— Чё вылупился?! — рыкнул он, пытаясь агрессией скрыть свой испуг и не подавать виду, что мое общество заставляет его сильно нервничать. Он видел, как я говорил с его боссом, и это заставляло его испытывать страх, потому что он ставил себя на мое место и понимал — так ответить Штырю он ни за что бы не смог. Он не видел моей внутренней борьбы и считал, что эта безрассудная смелость и есть мое перманентное состояние.

— Ты боишься.

Это не было вопросом, потому что я читал его эмоции, как открытую книгу.

— Чё-о?! — Бандит подорвался, будто собирался кинуться на меня, но поймав мой твердый взгляд, вдруг замешкался.

— Ты слышал чё. — Я стал пытаться спровоцировать его, чтобы он подошел ко мне ближе.

— Пасть захлопни, а не то…

— Не то что, Вагон? Ты же чмо. Шестерка. Даже сейчас тебя оставили тут, потому что ты негоден на что-то более серьезное. Твой удел — сторожить связанных пленников, и так будет всегда.

— Падла, ну я тебе сейчас… — он двинулся на меня, угрожающе сжав кулаки.

Похоже, тыкая пальцем в небо, я сумел обнаружить его больную мозоль и с оттяжкой по ней потоптаться. Ну давай, иди уже сюда, трусишка…

Когда Вагон приблизился ко мне на достаточное расстояние, то я стремительно вскинул ноги и резко разогнул их, метя бандиту в живот. Твердые подошвы впечатались в упругое брюхо, как в батут. Штырёвская шестерка отлетел назад, судорожно хватая ртом воздух, а меня инерцией от удара качнуло и с гулким металлическим звоном очень чувствительно приложило затылком. Время замедлилось, и я почувствовал, как меня окружает вихрь чужой боли, которому я тут же подался навстречу.

Извернувшись, я краем глаза сумел рассмотреть какой-то монструозный промышленный станок, к которому и были пристегнуты мои руки. Это натолкнуло меня на мысль, что мы где-то на территории заброшенного завода или еще какого производственного комплекса.

Пока исходящие от Вагона болезненные миазмы не начали утихать, я прикладывал все силы, чтобы освободиться от наручников. Я тянул руки в разные стороны, пытаясь расшатать цепь, дергал ее, старался протащить сквозь острые ребра металлических браслетов кисти рук, но добился только того, что с израненных запястий на грязный пол закапала моя горячая кровь. Безрезультатно. Хоть я сейчас и перестал чувствовать боль, но в таком положении у меня просто не было достаточно сил, чтоб разорвать звенья.