Медиум

Накинув прямо поверх пиджака черную ветровку, которая была на размер, а то и два больше, чем мне требовалось, я обнаружил в одном кармане чужой телефон, а в другом ворох мятых купюр. Хм… деньги мне пригодятся, ведь мой кошелек исчез вместе с телефоном, а я даже не имею понятия, в какой части города нахожусь, так что, с большой долей вероятности, придется ловить попутку. А вот телефон Вагона… полагаю, он мне немного поможет запутать моих врагов, чем я просто обязан воспользоваться.

– Забери, – я протянул трубку покойному Вагону, – а теперь слушай, что ты должен сделать…

* * *

В сгущающихся сумерках безымянной промышленной зоны, прямо возле глубокого бетонного коллектора стояла одинокая фигура. Одетая в одну только хлопковую футболку, она совершенно неподвижно возвышалась над окружающим ее мусором, торчащей изогнутой арматурой и кусками расколотого бетона. В руке у нее был зажат телефон, который с некоторым трудом, но все же ловил здесь сигнал сотовой сети.

Вдруг трубка завибрировала, низко зажужжав, и не успели отзвучать первые аккорды какой-то блатной мелодии, как фигура нажала кнопку ответа и поднесла мобильник к обезображенному нечто. Назвать это месиво лицом не повернулся бы язык ни у одного даже самого отчаянного оптимиста.

– Алло? – Несмотря на ужасающий вид, голос фигуры был вполне обычный, только разорванные губы мешали как следует проговаривать слова.

– Вагон, баран ты тупорогий, ты где?! И где Секирин? – Звонивший орал в телефон так громко, что его голос без труда можно было услышать, находясь на расстоянии полутора метров от динамика.

– Секирин больше не проблема, я позаботился о нем.

– Ты чё, удод, нажрался?! Что с голосом? Ты же еле языком ворочаешь!

– Обстоятельства, Чиж… так получилось…

– Какие, в жопу, обстоятельства?! Ты что, скотина, совсем берега попутал?!! Я тебя спрашиваю, где Секирин?!

– Чиж, ты тупой? Я же сказал, я о нем позаботился. Штырь велел его грохнуть, и я сам все сделал.

Собеседник на том конце даже подавился от подобной наглости.

– Вагон, мразота, ты набухался, так сразу смелым стал? Да я быстро тебя сейчас в чувство приведу. Ты че, засранец, таким образом решил перед Альбертычем выслужиться, жополиз позорный? Где ты есть?! Бегом ко мне!!!

– Нет, Чиж, я больше с тобой не работаю. И выслуживаться мне нет никакого резона ни перед кем. Ни перед тобой, ни перед Штырём, можешь так и передать. Я выхожу из этой херни.

– Чего-о-о?! Да ты совсем конченый, придурок, если считаешь, что тебе дадут…

– Я все сказал, Чижевский, – перебил Вагон своего бывшего подельника, – не ищите меня.

Сбросив вызов и отключив телефон, хоть в этом и не было особого смысла, потому что там, куда он шагнет, связь наверняка не ловит, ходячий мертвец без колебаний нырнул в темный зев коллектора. Пролетев метров шесть, его тело со звучным шлепком плюхнулось в зловонную вязкую жижу, которой было заполнено дно. Немного побарахтавшись, распоротое в нескольких местах тело приподнялось на локтях и поползло в непроглядный мрак узкого ответвления, постоянно натыкаясь на острые камни и стёкла, оставляя за собой след из сизых кишок.

Одному богу известно, какие инфекции и бактерии жили в этом отстойнике, но мертвецу на это было уже плевать. Он полз до тех пор, пока был способен протискиваться сквозь узкую трубу стока. Его внутренности давно уже размотались и остались лежать парящей на холодном воздухе тропинкой, а он все продолжал ползти.

Наконец, Вагон застрял, повстречав на своем пути огромный засор из грязи, песка и бурой слизи. Как он ни старался прорваться вперед, срывая ногти, но больше не был в состоянии сдвинуться ни на сантиметр.

– Я больше не могу двигаться.

– Тогда ты можешь уходить.

Получив мое разрешение и испустив последний, не требующийся ему на самом деле вздох, Вагон облегченно уронил лицо в зловонную жижу и затих.

* * *

Незримая связь с покойным бандитом прервалась. Все, что он пережил (если это слово вообще применимо к трупу) в последние мгновения своей псевдожизни, я пережил вместе с ним, хотя находился уже далеко от того места, сидя в салоне обычной потрепанной «семерки».

После того как я перестал ощущать Вагона, меня передернуло. Вся та мерзость, по которой он полз, прокалывая себе руки, разрезая колени и теряя с каждым сантиметром внутренности, прокатилась десятками противных волн по мне, будто это я пробирался по той узкой сточной трубе. Было не больно, а только лишь мерзко и противно.

Мое судорожное перетряхивание не укрылось от внимания пожилого водителя, судя по виду и характерному акценту, грузина.

– Ты чего дергаешься?

– Да так… – расплывчато ответил я, с большим трудом отодвигая на задворки памяти неприятные ощущения, – вспомнил кое-что неприятное.

– А-а-а-а, вон оно что. Ну да, бывает.

На этом разговор сам собой заглох. Грузин явно что-то хотел спросить, но я не был настроен на продолжение беседы.

– Что, проблемы у тебя? – Водитель все-таки не выдержал затяжного молчания и снова предпринял попытку коммуникации.

– А у кого их сейчас нет?