Ночь текла по своим временным законам. Но для Вадима время сплющилось, он находился в царствии мертвых – так непохожем на царствие живых. Здесь даже воздух был другим – максимально сжатым, каким-то прелым, им невозможно было дышать полной грудью, только приспособиться. Он изложил свою историю по второму разу. Он должен был поверить в то, что говорит. Отработать систему Станиславского. Обойти все камни, не выдать хороших людей, убедить. Пусть местами подлог, местами – полная нестыковка, но это лучше, чем железная логическая взаимосвязь, которая вызовет подозрения в первую очередь. Побольше жизненной правды. Кажется, Троцкий писал: «Даже самый фантастический подлог приходится все же выстраивать из элементов действительности»…
Чекисты умели слушать. Не умели бы слушать, не были бы чекистами. Вадим выдохся, замолчал. «Экзаменаторы» обдумывали вопросы.
– Кто, по вашему мнению, мог убить профессора Комиссарова и Марию Субботину? – ровным голосом поинтересовался Баев.
– Я постоянно думаю об этом. Но это явно не мои знакомые. Фигура в тени. Лично мне, господа офицеры, безразлично. Каждый должен выполнять свою работу. Заниматься убийствами должны соответствующие органы, не собираюсь их подменять…
– Но вы пытались, – заметил Одиноков.
– Пытался, – согласился Вадим, – На меня покушались два раза – это страшно, если вы меня понимаете. Защищать меня никто не собирался, поэтому была мысль прояснить обстоятельства, вывести себя из-под удара…
– Странное представление о выведении себя из-под удара, – покачал головой Баев.
– Кто, по вашему мнению, мог на вас покушаться? – настаивал Одиноков, – Те же люди, что устроили ликвидацию Урбановича и Белоярского?
Вопрос не имел смысла, являлся чисто риторическим. Но чекисты не задавали вопросов просто так. Они раскладывали по полочкам сидящего перед ними человека, подмечали реакцию, раздражение, фиксировали чувства, Боже упаси, мысли…
– Безусловно, – пробормотал Вадим.
– А теперь внимание, – со значением в голосе сказал Одиноков, – Убийства Белоярского и Урбановича взаимосвязаны, будем исходить из этого. Вопрос, Вадим Сергеевич. Не считаете ли вы, что с убийствами Белоярского и Урбановича все закончится? Или убийцы планируют что-то еще? Может, имеется некто третий, как-то связанный с означенными покойными господами? Или даже не один? Есть у вас соображения или информация?
Вопрос был крайне важным. Он должен был ответить убедительно и не дать понять господам из «Комитета», что он кривит душой. Он начал медленно открывать рот.
– Подумайте, – посоветовал полковник, посмотрев на часы, – А мы, с вашего позволения, на минутку выйдем.
Офицеры в штатском по-тихому испарились. Вадим опять остался один в душной комнате. Через пять минут он почувствовал тошноту. Через десять вернулась дрожь в конечности, через двадцать натянулись нервы, и объявился животный страх.
– Продолжим, – офицеры вернулись и расселись, – Вы должны были подумать очень тщательно, не так ли?
– Вам незачем было уходить, – пробормотал Вадим, – У меня нет ни исключительного, ни особого мнения. Я просто не знаю.
Эти двое ничем не выдали своего разочарования.
– Поймите, это очень важно, – ласково сказал полковник, – Убиты люди, скажем так, не последнего ранга. Для региона такие же значимые люди, как для столицы, скажем, Зураб Церетели и Никита Михалков. Намечается недобрая тенденция. Можем ошибаться. Дай Бог, чтобы так. Ваше право иметь собственное мнение о нашей организации, но прояснять обстоятельства подобных преступлений мы обязаны по определению. Вы можете нам помочь. А можете отбросить нашу работу далеко назад.
– Клянусь, – пробормотал Вадим, – Чего не знаю, того не знаю. Зачем вам я? Наведите справки – с кем общались по работе или в личной жизни погибшие.
Офицеры переглянулись. Одиноков изобразил мимолетной гримасой что-то досадливое. Полковник кашлянул.
– Хорошо, последний вопрос. И снова хорошо подумайте. Чем вы занимались у профессора Комиссарова?
Сердце бешено стучало. Он горячо надеялся, что внешне это обстоятельство никак не проявится.
– Я все рассказал следователю Старчоусу. Даже не знаю, что еще можно добавить…
– Вы как-то не смотритесь молодцом, Вадим Сергеевич, – подметил наблюдательный полковник, – Вам нехорошо?
– Есть немного, – признался Вадим.
– Хорошо, тогда отдохните еще несколько минут. Мы отлучимся, а вы все же подумайте над вопросом.
Офицеры дружно поднялись. Вадим почувствовал, как кровь ударила в голову.
– Подождите, я все равно не скажу ничего нового…
– Подумайте, Вадим Сергеевич, подумайте.
Он снова изнывал в подвешенном состоянии. Голову драли острые кошачьи лапы. Стены начинали смещаться, давили, опускался потолок. Тени предметов от красноватого мерцания начинали шевелиться, течь, ползти. За портьерами раздавался приглушенный зловещий шепот…