Я понимаю, каждый из этих островов – кусков прожитой мною жизни, отколовшихся от материка (от меня, непрерывного как бы) – имеет прямое отношение ко мне сегодняшнему. Вон к тому, отраженному вагонным стеклом напротив, грузному седому мужику, который в вое и скрежете метротоннеля между станциями «Орехово» и «Домодедовская» записывает эту фразу в раскрытом на колене еженедельнике. Он (тот, что в стекле) уже начал свое обустройство в «Старости». Тоже – остров. Хотя бы потому, что приобретенные когда-то навыки жизни здесь не помогают. Слишком многое нужно осваивать с нуля.
Нет, я, разумеется, понимаю, что я-давний и я-теперешний тесно связаны, но все чаще ловлю себя на противоестественно-отстраненном интересе к своим старым фотографиям. Почти таком же интересе, с каким я рассматриваю фото в журнале. Кстати, мои фотографии тоже в большинстве своем черно-белые.
Вот эта, например:
ореховский новосел на строительном пустыре за углом новенького, декорированного желтым кафелем под городской дом, двенадцатиэтажного панельного барака; рядом сиротские хлыстики саженцев, которых давно нет – там теперь непролазный лес; как нет и самого пустыря, давно превратившегося в автостоянку, где тесными рядами стоят автомобили еще не запущенных тогда в производство моделей;
во взгляде его тень унылой оторопи перед свершившимся (муж, молодой отец, квартиросъемщик, практикующий – но не там! не в том! – литератор) и оторопи перед все оттягивающимся и оттягивающимся (по причинам, как казалось, неподвижной, вязкой жизни вокруг него) стартом предназначенной ему судьбы;
однако примесь тоскливой мути во взгляде и неврастеническая неуверенность позы не отменяют шибающей от всего его облика силы – еще строен, еще не раздался в кости, гибок и послушен его позвоночник, натянута на лице кожа;
а сквозь легкую слякотность во взгляде пробивает дурная, оставшаяся от молодости несокрушимая уверенность, что «все еще будет!»;
именно потому и было все: не утоляемый ни работой, ни путешествиями, ни друзьями голод по жизни – холодок волнения от все еще обещавшей что-то музыкальной фразы, от вечернего тумана, облаком протянувшегося через луг; от бензинового дымка ранним морозным утром; от взгляда женщины из окна автобуса, который он встречает, не опуская своих глаз; от типографского запаха только что купленной книги и т. д. и т. д. (список этот можно длить бесконечно);
и как раз та маета, то нетерпение, та ничем не мотивированная уверенность и делали жизнь (мою, нашу) – такую скособоченную, такую тормозившую на каждом шагу – тугой, наполненной, счастливо завершенной там же и тогда же.
Или вот фотография (уже цветная) сидящего на ступенях турецкой мечети…
Или…
Ну и так далее…
Я знаю, что это было. Точно было.
Только почему «было»? Оно-то как раз и есть. И оно будет всегда, потому как уже состоялось.
И старые наши фотографии – как и записанные когда-то дешевые шлягерные песенки, как и снятые когда-то фильмы, как крыльцо в малоярославецком доме, которое он (я) строил вместе с отцом в 1964 году, и т. д. – воспринимаются чем-то вроде почтовых открытки с тех, отставленных нами во времени, островов.
Из географии (и из собственных биографий) мы знаем, что есть остров Крит, остров Готланд, есть Курилы, Уфа, Уссурийск, Белев, Пермь, Каир, Таймыр, Астрахань, Тунис, Рим и прорва других географических точек. И местам тем без разницы, увидим мы их когда-нибудь или нет. Они все равно будут.
И легкую жуть испытываешь, думая о сходстве наших взаимоотношений с географией и взаимоотношений с кусками собственного прошлого. И там и там автономное почти, самодостаточное существование.
То есть нам-тамошним, конечно, любопытно, что там было с нами дальше. Любопытно, но – не более того. Особой потребности в таком знании я-давний на самом деле не испытываю. Мне там хорошо и без этого знания. Те мои жизни и я в тех жизнях уже есть, и буду всегда, в отличие от меня сегодняшнего и завтрашнего, которым – если Бог даст – еще только предстоит…
Поезд начинает торможение. Конечная.
Просьба освободить вагоны!
Не говори, чего не знаешь
Легко сказать… А как определить, что ты на самом деле знаешь, а чего не знаешь.