Медленное убийство

В ответ я не услышала ни звука, они просто молча вышли, я – вслед за ними и, с трудом открыв висевшую на одной петле калитку, безбоязненно вошла во двор, потому что продавщица предупредила меня, что собаки у Марьи нет. Ведущая к крыльцу дорожка едва угадывалась – снег здесь давно никто не чистил, и я, чуть ли не по колено утопая в нем, пробралась к двери. Стучать пришлось довольно долго, но наконец занавеска на окне рядом с дверью дрогнула – из дома на меня явно кто-то смотрел. Потом чуть приоткрылась форточка, и оттуда раздался дребезжащий старческий голос:

– Чего надо?

– Мария Федоровна! Я к вам по делу, – сказала я. – Откройте мне, пожалуйста, или сами выйдите на крыльцо. Интерес обоюдный: мне – информация, вам – деньги.

– Сейчас, – пообещала она, услышав заветное слово «деньги».

Ее «сейчас» заняло не меньше получаса, но я стойко ждала. Наконец дверь приоткрылась, и в щели показалось лицо классической Бабы-яги из сказок, седые космы, во всяком случае, были такие же. На голову она набросила дырявый, бывший когда-то очень давно пуховым платок, на себя накинула ватник, помнивший еще строительство Беломорканала, а на ногах у нее были мужские валенки с галошами совершенно ужасающего размера. Она молча смотрела на меня и ждала – сговорились они все, что ли, в молчанку играть?

– Мария Федоровна! Два года назад, 3 января 2016 года, к вам приходил мужчина, который интересовался Кузьмиными. По виду городской, вежливый, обходительный. С бородкой и усами и в темных очках, которые в помещении светлеют. Расскажите мне все, что вы помните об этой встрече.

– Тысяча, – прокаркала она.

– А не многовато будет? – Я решила для вида поторговаться.

– Ступай с богом, – старуха собралась закрыть дверь.

– Хорошо, я согласна, – сделала вид, что сдалась, я. – Но тогда вы еще посмотрите фотографии – вдруг кого-то на них узнаете.

– Еще тысяча, – заявила она.

– Мария Федоровна, это разбой! – сказала я и, увидев, что дверь дрогнула, быстро добавила: – Пусть будет так.

– Деньги покажи, – потребовала она.

Я достала из сумки кошелек, из него две тысячные купюры, которые показала ей, а потом убрала в карман пуховика.

– В сени зайди – не девочка я на холоду лясы точить, – произнесла она и отступила в сторону. – И дверь не расхлебянивай! Не лето!

Я прошла в сени, где горела слабая, по моим впечатлениям даже меньше сорока ватт, лампочка. Дальше меня не пригласили, да мне не очень и хотелось – запах там стоял такой, что дышать невозможно. И это в проветриваемых сенях! Как же тогда воняло в самом доме? Нет! Лучше не представлять.

– Был такой. Именно, как ты описала. Как представился, я даже запоминать не стала, потому что врал он как сивый мерин, а я людей насквозь вижу. Расспрашивал об отце моем и брате Ваньке, царствие им небесное. Очень огорчился, узнав, что братишка уже давно умер. Про отца, оказывается, он знал, что ушел он от нас, спрашивал, как его найти. Только помер папка к тому времени уже. Баба его мне сообщила. Ездила я в Пензу, надеялась, что отец мне хоть что-то оставил, а у него, оказывается, ничего и не было – он у бабы своей новой жил.

– А у них, случайно, не было общих детей? – затаив дыхание, спросила я.

– Был! Прижил его папка с этой бабой и даже усыновил. Видела я этого Матвея. В нашу породу пошел, в кузьминскую.

– То есть он похож на Федора Павловича? – уточнила я.

– Так я же сказала – в кузьминскую, – поджав губы, ответила она. – На кого же еще ему быть похожим, как не на отца? Если адрес нужен, то еще тысяча.

– А тому мужчине вы его дали? – поинтересовалась я.

– Письмо не отдала, а адрес продиктовала.

– А он, случайно, не на улице Горького? – спросила я, потому что этот адрес дал Кирьянову его знакомый из Пензы.

– Не помню, – отрезала она.

– Хорошо, – скрипнув зубами, сказала я. – Пусть будет еще одна тысяча.

– Тогда жди, – велела старуха и скрылась в доме, но вернулась быстро и продиктовала мне адрес, который, оказывается, и так у меня был.

– Ну что? Давайте посмотрим фотографии, – предложила я. – Может быть, все же в дом пройдем? Там светлее.

– А ты думаешь, где я с ним разговаривала? А здесь и говорила! Где твои фотографии?

Я достала их из сумки и протянула ей, а пока она их смотрела, добавила к уже отложенным двум тысячам еще одну. Мария Федоровна разглядывала снимки довольно долго. Она не приближала их к лицу и не смотрела на них на расстоянии вытянутой руки, она даже очки не надела, а потом протянула мне один из них и твердо произнесла:

– Вот этот! Только тут он бритый.

Я посмотрела на фотографию, потом на нее и удивленно спросила:

– Точно он? – Старуха кивнула. – Мария Федоровна! Вы поймите: дело очень серьезное, от ваших слов очень многое зависит.

– Я уже все сказала: это точно он!

– Но ведь здесь довольно темно, как же вы его разглядели?

– А я с детства глазастая. А у него глаза необычные. Деньги сюда давай, – она протянула мне руку с оставшимися фотографиями, которые я забрала, взамен отдав три тысячи рублей.