Медленные челюсти демократии

На деле же ворхолы и лактионовы родятся друг от друга, множатся, как унылые идеологические продукты. Прогресса в искусстве нет: Малевич не лучше Рембрандта, Ворхол не лучше Брейгеля, инсталляция не лучше Сикстинской капеллы. Впрочем, критериями мыслей и чувств меряется произведение гуманистического искусства, у идеологического искусства — иные задачи.

Спартанцы слушали гимны — и шли в бой. Рабочие пели «Интернационал» — и умирали за фальшивые идеи. Смотрят спекулянты на свободолюбивые квадратики и перформансы — и, вдохновившись, идут пилить бюджет, приватизировать месторождения. Мастера капреализма самовыражаются, и начальство, поощряя их пафос, самовыражается тоже. У начальства для самовыражения материала много — целый большой мир, а обслуга обходится квадратиками.

Так и живем — в дискурсе прогрессивной свободы.

ГУМАНИСТ НА РЫНКЕ

1. Сумма рынка

Искусство — единственная дисциплина, в которой произведение больше слагаемых, сказал один мудрец.

Это значит вот что. При создании произведения искусства художник использует техническое мастерство, оригинальный замысел, опыт, знания, труд и пр. Все это необходимо для работы — но этого недостаточно. Искусство становится искусством при возникновении чего-то иррационального. В результате работы должно случиться чудо, тогда произведение оживет. Именно об этом легенда о Пигмалионе и его ожившем творении — Галатее. Именно это пытался объяснить Сезанн, когда говорил, что самое трудное в картине — «маленькое ощущение».

Это «маленькое ощущение» есть не что иное, как душа. То, что присовокупляется к вложенному художником труду, есть душа произведения. Если картина не ожила, Галатея не заговорила, значит, труд художника пропал напрасно — произведения искусства не получилось.

У подлинного художника все картины — живые и разные. «Блудный сын» Рембрандта наделен иной душой, нежели «Иудейская невеста» или «Ночной дозор». Вместе произведения Рембрандта образуют семью — но никак не совокупный продукт.

Когда коллекционер приобретал «Блудного сына», он вступал в отношения именно с этой картиной. Покупатель не заказывал «типичного Рембрандта» или «двух-трех поздних Рембрандтов» — нет, он покупал именно «Блудного сына» оттого, что душа произведения была созвучна его душе, заставляла ее трепетать. Любители искусства знают это чувство, когда ты захвачен произведением настолько, что дыхание перехватывает в груди. Это значит, что душа картины и душа зрителя заговорили меж собой, как души влюбленных. Отношения с картиной уникальны, как любовные отношения — любят конкретную девушку, а не типичную представительницу женского пола.

Так было до возникновения рынка искусств. Натуральным обменом двигала любовь, предметом интереса являлась душа произведения, воплощенная в образе.

Диалог душ — это, конечно, недурно для небольшого круга ценителей, но что делать, когда счет пошел на миллионы голов? Демографическая проблема и демократическое общество изменили политику сбыта прекрасного: надо создавать унифицированную продукцию, и продавать ее как штучный товар.

2. Мещанин на рынке

Рынок искусства возник недавно — Возрождение знало заказ, но рынка не было. До семнадцатого века не существовало так называемого вторичного рынка — говорить об обороте произведений искусства невозможно. Сравнительная стоимость выявляется при обмене и вторичной продаже — а обмен и вторичную продажу не практиковали. Никто не пытался перепродать Сикстинскую капеллу, картины Андреа Мантеньи не являлись меновым эквивалентом, Карл V не обменивал свой портрет кисти Тициана на пейзаж Рубенса. Большинство произведений написано для храмов и дворцов, — продать их можно лишь со стенами вместе, но это никому не приходило в голову.

Великий скульптор Донателло горько констатировал, что величие искусства остается в прошлом: частный заказчик никогда не сравнится величием души с храмом. Появление частного клиента означало появление менового рынка, и — тем самым — стандартизацию вкусов. Произведение должно быть таково, чтобы его захотел и другой клиент, чем больше желающих, тем лучше. Иначе говоря, произведение должно обладать некоей общественной душой, удовлетворять общественному сознанию.

Показательна судьба Рембрандта, который в молодости удовлетворял вкусу голландских буржуа, а достигнув величия, — перестал удовлетворять, стал слишком сложен для существования на вторичном рынке.