Медленные челюсти демократии

Зиновьева ненавидела столичная либеральная интеллигенция, и ненавидела страстно, всем своим жирным естеством - даже иногда непонятно: а за что же так бешено ненавидеть? Ну да, неприятно, что коллега знаменит, а ты не очень. Но так ведь есть чем утешиться: он не богат, стар, начальством не обласкан - есть и плюсы в ситуации. Чем же можно снискать такую убежденную, унавоженную попранным самолюбием ненависть? Словно лично им Зиновьев сделал плохое, предал их, унизил. Люди, прочитавшие одну из его тридцати книг, позволяли себе отзываться об Александре Александровиче с высокомерным презрением интеллектуалов, говорящих о недоучке, - они, которые прежде ходили в его учениках. Они говорили о нем с такой оглушительной неприязнью, что чувствовалось: нет, не на пустом месте возникла эта неприязнь - что-то такое она выражает важное, определяющее для этих людей. Что-то такое Зиновьев в них оскорбил главное, такое, до чего и советская власть не добралась, до чего и Сталин не дотянулся. Ведь есть же, право, что ненавидеть в нашей жизни - есть и обман, и политические махинации, и государственное вранье, и финансовые спекуляции. А спросите: ну кого ненавидит столичный интеллигент - олигарха ли, который вчера был генералом КГБ, а сегодня стал нефтяным магнатом, или философа, у которого была трехкомнатная квартира? Так что нам генерал и магнат, мы не его, мы неприятного человека Зиновьева простить не можем! Вот кого мы от души ненавидим!

Попробуйте доискаться до причин, попробуйте воззвать к фактам - но нет, не в фактах дело, все глубже, на иррациональном уровне, на глубине подсознания. Факты противоречивы - из них ненависть не соткешь. Зиновьев был логиком, написал несколько научных книг, потом применил метод формальной логики в сочинениях художественных, - но в этом нет предательства науки. Зиновьев был смельчаком, выступил против советской власти, когда все молчали, - ну поклонись ему, скажи спасибо. Он был весьма въедливый исследователь, сформулировал основные законы советского общества - ну, оцени масштаб сделанного. Он был фанатично трудоспособен - написал десятки книг, причем не составлял сборники из пять раз изданного, как поступает большинство, - ну, хоть подивись его труду.

Нет, не хотели дивиться. Говорили: подумаешь! И еще говорили: графоман! Ну, мыслимое ли дело - написать так много книжек, и все такие толстые. Не иначе - графоман.

А короче - не получалось. Задача была огромной, требовалось сказать про многое.

2.

Понять, что, собственно, сделал Зиновьев, назвать сделанное одним именем - не так уж трудно, надо только смотреть внимательно.

Написана очередная история государства российского, описаны очередные пятьдесят лет русского общества - с хрущевского по ельцинское время. Описаны эти годы с точки зрения социолога - или философа, исследующего структуру общественного сознания. За тридцать лет работы Зиновьев показал историю общества, которое проходит процесс дегуманизации во имя прогресса. То, что следствием прогресса является дегуманизация, - вывод не слишком неожиданный; к этому выводу приходили философы до Зиновьева. Александр Александрович показал процесс подробно и предметно - движение от неработающей утопии в работающее болото.

Эту многотомную историю можно назвать народной трагедией. Автор исследует деформацию общественного и человеческого достоинства. Показано, как идеалы становятся банальностями, смелость превращается в трусость; показано, как социум разлагается. Было много обещано - не сбылось ничего. Что будет дальше с народом - легко угадать. Однако, определив жанр как «народную трагедию», следует оговориться: а бывает ли она в принципе, народная трагедия? Народ претерпел сполна от экспериментов - и вплотную подошел к черте, за которой начинается его исчезновение (так, во всяком случае, считал Зиновьев), но является ли исчезновение - трагедией? Вот и древние египтяне исчезли, и древние римляне более не существуют - трагедия это или нет? Народ, по определению, не субъект - его судьба не есть судьба индивидуальная; случившееся с русским народом - весьма печально, но вряд ли трагично. Читателю представлена эпоха катастроф - но трагичным является только сознание ученого, понимающего, что происходит.